Через два дня после отъезда из Швейцарии они добрались до Чехословакии и, несмотря на дипломатический паспорт Павла, потратили три часа на пересечение границы в Дольны Двориште, но дальше проехать не смогли. Дорога была заблокирована, новая граница отрезала юг страны, никого не пропускали: американцы соблюдали Ялтинское соглашение. Военнослужащие 2-го Украинского фронта охраняли демаркационную линию. Павел представился одному из офицеров, тот увел его с собой, а через два часа он вернулся, и им позволили проехать.

В четверг 10 мая, в 18.30, они оказались в Праге.

Йозеф не возвращался в родной город десять лет и был уверен, что почувствует себя потерянным, когда вернется, но этого не случилось: он не знал, что человек никогда не бывает чужаком на родине. Думаешь, что забыл, – раз не думаешь, значит забыл! – но места, где прошла твоя юность, цвета и картины не стираются из памяти. Воспоминания возвращались – так, словно он отлучался на день, не больше, каждая вещь неизбежно оказывалась на прежнем месте, только была меньше, чем он воображал. Столица с ее черными стенами, нелепым дворцом, шумом машин на растрескавшемся асфальте и тусклое солнце на небе внушали неприятное чувство, что все замерло, закостенело, если не считать трех разбомбленных домов и закрытых магазинов. Война прокатилась по Праге, не оставив следов.

Павел ехал медленно, чтобы Кристина могла полюбоваться этой дивной театральной декорацией. Сам он испытывал то же чувство, что Йозеф, хотя на одну перемену друзьям все-таки указал: на каждом перекрестке стояли вооруженные советские солдаты. Ничего удивительного – страну как-никак освободила Красная армия.

Павел с восторгом говорил о братском народе, потерявшем на этой варварской капиталистической войне миллионы убитыми, о героической армии, практически в одиночку победившей нацизм, о гениальном вожде, под чьим руководством непременно будет построен новый мир. Павел не умолкал, но слушала его только Кристина: у Йозефа было свидание со столицей, и он говорил себе, что Прага – воистину красивейший город мира.

Да, Йозеф вернулся, и он никогда не был бóльшим пражанином, чем в этом странном месяце мае.

– Но хоть дылду Томаса помнишь?.. Вы сидели рядом. Его отец служил в страховом обществе.

– Ну конечно! – соврал Йозеф, чтобы доставить другу удовольствие.

Павел попытал счастья и с Кристиной. У нее память была просто замечательная, «многослойная», но общих знакомых они так и не нашли. Павел никогда не ездил в Алжир, а в Париже бывал только проездом, хотя приложил немало усилий, чтобы добиться назначения послом во французскую столицу.

– Наступит день, и я буду представлять во Франции новую Чехословакию.

Йозеф готов был увидеть огромную воронку на месте дома отца и почти удивился, обнаружив, что здание стоит, как стояло, исчезли только таблички с именами Эдуарда Каплана, дантиста, жившего на четвертом этаже, и других врачей – от них остались только черные прямоугольники на стене у входа. На углу по-прежнему находился антикварный магазин, торговавший дешевой австрийской мазней. Каморка консьержки была заперта, висевший под стеклом список жильцов исчез. Йозеф не стал зажигать свет и пошел вверх по лестнице, слушая знакомый скрип старых ступеней. На площадке третьего этажа он остановился, прислушался, дал два длинных звонка, никто не отозвался, и он позвонил снова. Сомнений не осталось: квартира отца пустовала.

Как поступить – подождать или оставить записку и вернуться позже?

Он пошел вниз и был уже на первом этаже, когда дверь подъезда открылась и появилась сгорбленная, сильно накрашенная старушка в черной шляпке с вуалеткой на седых волосах.