– Я поднимаю этот бокал за нашу прекрасную страну и всеобщее счастье.

Они чокнулись, и Павел вдруг замер, как будто его осенило.

– Что с тобой? – встревожилась Тереза.

– Друзья мои, у меня появилась идея – блестящая, как обычно. Давайте сыграем две свадьбы в один день. Получится… феерично. Будем праздновать три дня и три ночи.

Йозеф взглянул на Кристину:

– Почему бы и нет, выйдет забавно.

– Нам нужно об этом поговорить, Йозеф.

– Ты хочешь жениться? – спросила она наконец.

– Очень хочу.

– Знаешь, Йозеф, мы здесь недавно, у тебя полно работы, я учу чешский, стараюсь, но пока едва могу связать три слова. Дай мне еще немного времени, я должна найти работу, не могу сидеть без дела. Люди ведь женятся, чтобы завести семью, так?

– Я хочу жить с тобой, и мне все равно – в браке или нет. Станем свидетелями Павла и Терезы, а со временем, возможно, поменяемся ролями.

Все торопились покончить со старым миром.

В стране сложилась небывалая политическая ситуация: в правительство национального единства вошли словацкие консерваторы и чешские коммунисты, возглавил разношерстную коалицию престарелый Эдвард Бенеш, овеянный славой лондонский изгнанник, пользовавшийся поддержкой Сталина.

Государственные мужи восстанавливали из руин ту Чехословакию, которая возникла после Первой мировой войны путем объединения трех территорий – Моравии, Богемии и Словакии. У двух последних не было ничего общего, кроме границы, а Судетская область на юге стала бомбой замедленного действия и предлогом, позволившим Гитлеру развязать войну.

Теперь можно было начать масштабное сведение счетов, развязав долгие дискуссии и объединив на время все партии в националистическом угаре. По указам Бенеша два с половиной миллиона судетских немцев и немцев, проживавших в других чешских землях, согнали в лагеря, а потом выслали в Австрию и Германию, возложив на них коллективную вину за все бедствия. Четыреста тысяч чехов венгерского происхождения отправились в Венгрию, а их имущество конфисковали без выплаты компенсаций.

Никто не осудил эти меры, они никому не показались ни несправедливыми, ни излишне жестокими, их восприняли как восстановление исторической справедливости. Преступления нацистов находились за гранью добра и зла, и ни один чех, ни один словак – будь он «правый» или «левый» – не представлял себе будущего без наказания. Нельзя и дольше жить вместе, бок о бок, как ни в чем не бывало, массовое искупление – справедливое наказание за молчаливое пособничество и активное сотрудничество с оккупантами. На митингах и в кафе звучал один и тот же «очистительный» мотив: мы должны остаться среди «своих».

Выступая на одном из партийных собраний, Павел заявил: «Не имеет значения, были эти люди коллаборационистами или нет. Они немцы, и мы больше не хотим видеть их рядом с нами!»

Обескровленная войной страна потеряла еще около четверти населения.

Все четверо решили, что больше ни слова не скажут друг другу по-французски, и через две недели привыкли общаться на чешском, причем говорили быстро, но Кристина почти все понимала и даже вмешивалась в беседу. Друзья исправляли ее ошибки, и к концу года она почти освоила язык новой родины.

После обеда Кристина отправлялась в путешествие. Она открывала для себя Прагу – в любую погоду, даже в дождь (особенно в дождь), бродила по городу без всякого плана, даже без путеводителя, записывала все, что видела, в блокнот, задавала вопросы прохожим, и они с радостью отвечали: «Вы наша первая туристка с… довоенных времен!»

Жизнь постепенно входила в нормальную колею.