– Да… – ответила Зоя – и первая слезинка покатилась из ее глаза.

– Он? – мать ткнула шапкой в сторону папаши.

– Наверно…

Мать принялась будить отца, чтобы спросить, куда он фортепьяно дел, но тот не реагировал – сладко шлепал губами и продолжал смотреть праздничные сны.

– Самая дорогая вещь в доме пропала, а он хоть бы хны! – возмущалась мать.

Она с проворностью, которой позавидовал бы любой милиционер, быстро обшарила папашины карманы, но денег там не нашла.

– Пропил ведь фортепьяно, подлец! Пропил наш праздник, пропил, пропил! – горя обидой и возмущением, ругалась она и била мужа по физиономии мохеровой шапкой, на которой снежинки сейчас не спеша превращались в дождинки.

Поняв, что все напрасно и бить лежачую тушку бесполезно, мать уселась за стол на кухне и принялась горевать. Сумки с праздничными продуктами сиротливо жались к ее ногам, но она не замечала их. Вот такой невеселый праздник ждал Клавдию Редькину…

А Толик Редькин встал в самом центре пыльного прямоугольника, оставшегося от пианино, и, радостно улыбаясь, вскинул руки вверх.

– Ура! – воскликнул он.

– Я тебе сейчас дам «ура!» – всхлипнула Зоя и погрозила брату кулаком.

А Толик продолжал чувствовать себя счастливым. Он понял: Восьмое марта – это чудесный праздник, потому что именно на него, а не под Новый год, сбываются желания. Сколько раз он загадывал, чтобы ненавистное пианино исчезло наконец из квартиры. Правда, Толик добавлял всегда к этой просьбе еще и то, чтобы вместе с пианино испарилась из дома и сама пианистка. Но без ее любимого инструмента сестру он еще терпел, так что все равно мог считать, что желание его исполнилось.

«Что же делать? – лихорадочно думала Зоя Редькина. – В милицию обращаться? Придется».

Хлопнув дверью, Зоя вылетела из квартиры. Все равно телефона в доме у них не имелось, надо было в будку телефонную бежать звонить.

К Арине! Конечно, надо идти к Балованцевой Арине! У нее и телефон есть. И мозги! Арина обязательно Зое поможет!

Зоя пробегала очередной лестничный пролет, когда вдруг откуда ни возьмись перед ней, как гриб перед травой, возник одноклассник Антоша Мыльченко. Зачем он таскается по ее подъезду, если сам живет в другом доме – в соседнем, Зоя размышлять не стала. Не до того ей было.

– Зоя! – воскликнул Антоша, протягивая к Редькиной Зое руки. – А вот и ты! Радуйся! Сюрприз тебя ждет! Сюрприз!

– Какой еще сюрприз? – удивилась Зоя, но тут же горестно ахнула, не сбавляя темпа бега. – Ах, Мыльченко! У меня уже есть – та-а-акой сюрприз! Так что не до тебя…

– Постой, Зоя, куда ты?! Я хочу тебе кое-что сказать! – начал было Антоша, и глаза его привычно закатились к небу.

– Нет-нет, не надо! Мне некогда сейчас! – бросила Зоя Редькина.

Но Антоша, не желая, видно, чтобы девочка исчезала, точно видение, принялся хватать ее за руки.

– Да ну тебя, Гуманоид несчастный! – испугалась Зоя и стала отчаянно вырываться. – Чего еще придумал?

– Ну, Зоя… – взвыл Антон. – Ну сюрприз же!

Но Зоя, не зная, что может быть сейчас на уме у этого странного мальчика, дернулась особенно резво и, чуть не сбив Антошку с ног, вылетела из подъезда.

Крики и призывы Антона затихли у нее за спиной. А путь к дому Арины Балованцевой был неблизкий. Она жила на самом краю города, вернее, даже за его чертой – по другую сторону загородного шоссе. Улица Трикотажная, на которой стояли дома Зои и Антоши Мыльченко, тоже находилась в окраинном микрорайоне, но Аринин домик – просто на отшибе.