— Занятно. Труп Паши подойдет?

— Кому как. Садитесь, Оля. Кстати, это не ваши сигареты?

— «Кэмел»? Нет. Предпочитаю что-нибудь более женственное.

— Тогда тут еще водка осталась.

— В чувстве юмора вам не откажешь, Алексей…

— Можно без отчества, ночь на дворе. В темноте не заметно, что я на несколько лет вас старше.

— Что еще в темноте не заметно? Выражение лица? Смазанный макияж? Кстати, что вам сделал несчастный Костя? Почему вы вдруг решили обо мне позаботиться?

— Вы его любите?

— Мы в конце двадцатого века живем, слово «любовь» уже не актуально. Скажем так, я его держу в резерве.

— Оля, вы себя не переоцениваете?

— А что? Разве я не красива? Не могу вызывать у мужчины если не нежные чувства, то вполне естественные желания?

— Он за вами ухаживал?

— А почему в прошедшем времени? И кстати, вам-то какое дело?

— Хочу перенять опыт. Знаете, я тупой и ограниченный товарищ, хотел бы узнать, как порядочные и образованные мужчины ухаживают за женщинами вашего стиля жизни?

— Ну, во-первых, они говорят только приятные вещи.

— Намек понял, давайте сразу во-вторых.

— Дарят цветы, приглашают в рестораны. И ждут своего часа, не торопя события. Это главное: не терять терпения. И можно дождаться.

— Все правильно. Только сегодня неподходящий момент, чтобы осчастливить заждавшегося Костю.

— Это еще отчего?

— Боюсь, вас опередили.

— У него в комнате женщина? Ну, это еще не значит, что он с ней спит.

— Оля, вас никогда не использовали?

— Это как?

— В качестве ширмы. Чтобы замаскировать от окружающих интерес к занятой пока женщине? Не было такого?

— Что? К какой еще женщине?

— Я не хотел бы лишать вас некоторых иллюзий, но, честное слово, вы мне еще по делу Серебрякова симпатичны. Мы встретились впервые в его кабинете. Помните, я тогда был не женат и чуть не назначил вам свидание?

— В «Макдоналдсе»? Что же передумали?

— Сам не знаю. — Алексей усмехнулся в темноте. Ему не хотелось разочаровывать милую девушку Олю, но пускать ее к Манцеву он тоже не хотел. — Манцев вас обманул, Оля, он собирается взять на содержание Нору.

— Еще чего? Что он — дурак?

— Похоже, вы его слегка идеализируете. Он самый обычный мужик, с дурью в голове, с тупыми амбициями. И к вам он примазался с весьма конкретной и неблагородной целью.

— Это же самая последняя…

— И тем не менее — вы с ней делили любовника.

— Что?

— Манцев вас заложил с потрохами. Ухаживая за вами, он очень внимательно следил, когда же Паша бросит Нору. А когда это случилось, Манцев тут же сделал Норе соответствующее предложение, а вас подставил. Он сам мне рассказал и про Пашу, и про разговор на балконе.

— Не может быть! — Оля села на диван.

— Откуда я тогда знаю и про махинации со счетами, и про то, что Паша собирался от вас отделаться, чтобы безнаказанно набить свои карманы? Кроме Манцева, свидетелей не было, насколько я понял?

— Он все рассказал?

— Да, и, между прочим, весьма нелестно отозвался о вас как о женщине.

— Костя всегда говорил, что безумно меня любит, что, если я только захочу, он ковриком ляжет у моих ног, зарежет кого-нибудь, украдет, оберет, лишь бы дать мне все, что я захочу. Как он говорил! Звонил каждый день, хотя знал, что я с Пашей.