Когда Алексей вернулся из ванной, обмотав вокруг бедер полотенце, она оценивающе осмотрела его тело, бицепсы на руке, подтянутый плоский живот:

— Ну?..

— Красивая ты женщина, Лана, — сказал Алексей, ложась рядом с ней на мятые влажные простыни.

— И это все?

— Ну, хочешь, я тебе поэму сочиню? Только сигареты принеси и выпить что-нибудь.

— Фу, какой ты меркантильный. Больше ничего не принести?

Он вздохнул:

— У нас же с тобой не повесть о первой любви. Чего ты от меня ждешь? Скажи, я внемлю.

— Да ладно, лорд Байрон местного разлива. Ты куришь?

— Только в исключительных случаях, сейчас как раз такой, так что можешь собой гордиться.

Лана накинула пеньюар и вышла на кухню. Спустя несколько минут они лежали, накрывшись легким одеялом, и курили слабые женские Ланины сигареты.

— Мартини налить? — прервала наконец затянувшееся молчание Лана.

— Давай докурим. Еще и напьюсь. Надо же довершить стремительное моральное падение.

— Да ладно. Подумаешь, всего-то доставили друг другу взаимное удовольствие.

— Хочешь сказать, что тебе понравилось со мной…

— А то. Что я, бревно?

— Ладно, за встречу.

Они чокнулись бокалами и мелкими глотками запили привкус сигарет.

— Слушай, я все-таки хочу услышать, зачем весь этот цирк со звонком Серебрякова?

— Просто так.

— Да ладно, а если бы я не клюнул, чем бы ты стала крыть?

— Ты ж клюнул?

— Наверняка есть у тебя в запасе какой-то козырь. Говори уж. Давай сознавайся. — Он сделал зверское лицо и с видом Отелло слегка стиснул ее нежную шею. Они завозились, комкая одеяло и шелк простыней.

— Ладно, ладно, перестань. — Со столика рядом с кроватью грохнулись на пол бокалы.

— Говори, несчастная, был звонок или ты все придумала, чтобы меня сюда затащить? Придумала? Признавайтесь, подзащитная, вы обвиняетесь в совращении чистого невинного существа, то есть меня.

— Ты, невинное… Ладно, скажу. Я не совсем тебя обманула.

— Что значит «не совсем»? — Он сел на постели, отбросив подушку.

— Был звонок. Шура действительно позвонил мне около семи вечера. Сказал, что у него ко мне важный разговор, что он обязательно приедет, но ночевать не останется. Он был очень странным, подобрел, что ли. И слова какие-то говорил непонятные.

— Что именно? Вспомни. — В Леонидове проснулся следователь.

— Что-то вроде: «Это наша последняя встреча, будь готова» — и прочую ерунду.

— Последняя? Выходит, он знал, что готовится покушение?

— Может, и знал. Я не поняла. А если и знал, чего это он был такой веселый? Будешь так радоваться, если знаешь, что завтра тебя с пушкой будут караулить?

— Мне уже говорили, что Серебряков за несколько дней до убийства изменился. И чего это он был такой веселый, не в лотерею же выиграл? — Леонидов вздохнул и стал надевать джинсы.

— Ты еще придешь?

— Ты этого хочешь?

— Ладно, следователь, я не кусаюсь. Доносы не собираюсь строчить. Попросить хочу тебя кое о чем.

— Та-ак. — Леонидов понял, что пришло время заплатить за полученное удовольствие.

— Да не дергайся ты так, не убивала я твоего Серебрякова. Не надо меня выгораживать. Я о другом… Можешь сделать мне одолжение?

— Попробую, если ты действительно ничего такого…

— Да ничего такого.