— Киллеру надо деньги платить. К тому же я достал деньги, не все, но достал.

— Сколько и где? Вам же никто уже не верил?

— Есть еще добрые люди. Мне не хотелось говорить, потому что дело грязное. Короче, я попросил одну даму, замужнюю разумеется. Знаете, крайний такой случай. Короче, она уговорила мужа, не знаю, чего там наплела, но мужья, они, сами знаете, бараны. Пятьдесят он, конечно, не дал — дал тридцать. Я позвонил Серебрякову. Повинился: так, мол, и так, достал столько-то, остальные сразу не могу, буду работать как вол и не возникать;. Вспомнил старую дружбу, короче, на жалость давил.

— А он?

— Он в этот день в настроении был. Хотите — верьте, хотите — нет. Сказал, что он погорячился, что тридцать его вполне устроит. Извинился даже, что в последнее время не прислушивался к моему мнению и не обращал внимания на то, что на фирме что-то неладно. Мы помирились. Знаете, я даже вздохнул с облегчением. У меня словно гора с плеч свалилась. Я Сашу уважал и к работе привык.

— А деньги?

— Деньги он попросил привезти. Я эту пачку завернул в полиэтиленовый пакет и повез в офис.

— Во сколько это было?

— Во сколько? В девять часов вечера где-то. В офисе никого не было, Серебряков разбирал какие-то бумаги, ждал меня. Мы вышли вместе. Поговорили немного, потом он посмотрел на часы и сел в машину. Я сел в свою машину и поехал к Норе. Выпить жутко захотелось, расслабиться. Последние сутки так перенервничал, что руки дрожать начали.

— А сколько было времени, когда Серебряков смотрел на часы, не обратили внимания?

— Половина десятого.

— Так, значит, он не успевал заехать никуда, до дома любовницы полчаса езды, а Серебряков опаздывать не любил.

— Да, был у него такой пунктик: если сказал, что приедет в десять, сто раз правила нарушит, но не опоздает.

— Как выглядел пакет?

— Обычный, прозрачный, белый с синим, небольшой. Пакет как пакет.

— Странно, среди найденных вещей на месте преступления пакет не фигурирует. А почему вы до сих пор молчали?

— Знаете, все дело в этой даме. Она меня достала своей любовью, хотя с мужем разводиться не собирается. Я от нее не в восторге, получается, что я, как альфонс, заставляю бабу клянчить бабки у своего мужика.

— Значит, в других своих грехах вам легко признаваться, а этот вас тяготит? В долг брать не стыдно, а продаваться, чтобы этот долг отдать, совесть мучает? Подтвердить факт передачи вам денег ее суп-руг может?

— Да, конечно.

— Давайте имя, адрес. Не волнуйтесь так: если вы действительно ни при чем, я сохраню ваше грехопадение в тайне.

— Спасибо. А Сашку мне жалко. Не знаю, кто его мог так ненавидеть. Не любили многие, но чтобы убить…

— Пойдемте, а то девушка вас заждалась. Леонидов зашагал в сторону автобусной остановки.

— Постойте! Алексей Алексеевич!

— Что еще?

— Может, вас подвезти? До метро хотя бы?

— Нет уж, спасибо, я лучше прогуляюсь, вон и солнышко выглянуло.

Перспектива ехать в одной машине с обиженной Норой Леонидову совсем не улыбалась, а погода действительно переменилась. Начало осени капризно, как невеста. То редкие слезы, то улыбка в пол-лица. Вот и сейчас, разрезая плотную вату облаков, шарил по земле ослепительный солнечный луч, и веселее становилось топать по влажному ноздреватому асфальту. «Зато мне никогда не грозит утрата двигательной функции нижних конечностей», — утешил себя Алексей, глядя вслед обогнавшему его красному автомобилю.

На сегодня у Леонидова было запланировано посещение еще одной траурной церемонии.