|
Со всей возможной бережностью примостил он свою больную спину в объятиях мягкого кресла, вытянул ноги и медленно-медленно опустил их на низенькую скамеечку, стоявшую перед креслом. Застегнул верхнюю пуговицу пижамы. Затем протянул руку к пачке, лежавшей на кофейном столике справа от него, извлек сигарету, долго смотрел на нее изучающим взглядом, словно опасался, что его хотят одурачить, чего он ни за что не позволит; а после подмигнул и положил сигарету поверх пачки, так и не закурив. И, лишь покончив со всем этим, чуть наклонился вперед, повернувшись к гостю своим левым ухом, и произнес:
— Итак? — Я и в самом деле не мешаю вам сейчас? Могу ли я начать вдаваться в подробности, как говорится? — Прошу. — Значит, так… Первым делом прошу меня извинить за неожиданное вторжение. Я, можно сказать, попросту вторгся к вам. Хоть и считается, что в кибуце формальная вежливость отменена, и это правильно, но тем не менее извиниться необходимо. Я пришел пешком… — Да?.. — сказал Иолек. — От развилки я шел пешком. Счастье еще, что в такую ночь даже террористы тут не шастают. — Да-да, — перебил Иолек, — итак, ты тот самый парень с межкибуцной сортировочной базы. Кирш послал тебя ко мне… — Не совсем. Я только… — А? — Я… Я, так сказать, кто-то другой… Я пришел, чтобы присоединиться, и… — Как? Ты не помощник Кирша? Азария Гитлин опустил глаза, всем своим видом показывая: виноват, достоин осуждения. Тише воды, ниже травы. — Я понимаю, — сказал Иолек, — ты, в самом деле, кто-то другой. Извини меня. На некоторое время воцарилось молчание. Иолек изучал мокрое, жалкое существо, сидевшее напротив него в одних носках. Иолек видел, как стекала по лицу незнакомца вода, словно пот в самый жаркий день. Видел нервные, тонкие, будто девичьи, пальцы. Видел опущенные плечи, беспокойное выражение удлиненного лица, зеленые глаза, в которых метались то ли испуг, то ли отчаяние. Иолек вновь взял сигарету, перевернул ее, недоверчиво сравнил оба ее конца, осторожно принялся разминать ее пальцами. Свободной рукой он подтолкнул всю пачку в сторону гостя. Азария Гитлин схватил сигарету, сунул ее в рот, рассыпался в благодарностях — сначала за сигарету, и тут же снова, отдельно, за протянутую ему горящую спичку. Он начал говорить — безостановочно, быстро, проглатывая окончания слов, помогая себе руками. В отчаянии останавливался на середине предложения и в ту же секунду запутывался в новой фразе. Он не решался прервать свою речь даже для того, чтобы затянуться сигаретой. Он из Тель-Авива, социалист по своим убеждениям, компанейский, любящий порядок, трудолюбивый. Зовут его — разве он не назвал себя? — Азария Гитлин. И вот несколько недель назад… три недели с четвертью… то есть двадцать три дня тому назад, он уволился из армии. Да. Так сказать, закончил с миром свою срочную службу. Что и подтверждено письменно соответствующими документами из армии. Нет, до сего дня не доводилось ему бывать в кибуце, даже с визитом, исключая единственный раз, когда он случайно провел два часа в кибуце Бейт-Альфа. Но что такое два часа? Даже кошка, как говорится, не успеет перебежать лужу. А еще был у него в армии хороший друг, парень из кибуца Гинегар… Этот парень однажды пытался покончить с собой — в день праздника Пурим, на складе вещевого довольствия, и он, Азария, спас его в самый последний момент… Впрочем, это не главное; все эти подробности второстепенны, как говорится. Главное в том, что он очень много занимался историей кибуцного движения, слышал, беседовал, ну и читал немало — разные статьи, в том числе полемические, даже роман из кибуцной жизни и, разумеется, брошюру товарища Иолека Лифшица «Перед лицом будущего». |
