Так случилось, что Ионатан, хотя и не забыл тех слов, что заготовил заранее для этого вечера, вдруг почувствовал, что они ему столь же противны, как и любые другие слова, как вообще любой разговор. Если бы только можно было представить ей всё в виде чертежа или сыграть некую мелодию, а еще лучше изобразить на листе бумаги простыми математическими символами четкую формулу.

— Кофе, — начал он, — что ты мне приготовила… Мне очень жаль… Я забыл его выпить, а теперь он совсем остыл.

— Есть еще горячий кофе в кофейнике, стоящем на маленьком огне. Я свой кофе тоже не выпила, потому что вышивала и задумалась. Я принесу нам горячего кофе.

— О чем ты задумалась, Римона? — Он открыл глаза и посмотрел на голубой цветок пламени обогревателя за раскаленной железной решеткой. И заметил, как быстрые нервные токи пробегают по шерсти Тии, которая разлеглась, вытянув лапы, перед обогревателем.

— Я думала, — ответила Римона, — что, может, завтра наконец починят паровой котел в прачечной. Нам пришлось нелегко в эти дни, пока он был поломан.

— И вправду, — заметил Ионатан, — давно пора.

— С другой стороны, — продолжала Римона, — и винить некого. Липа был болен. Да и твой отец все еще не выздоровел.

— Мой отец все время говорит, что мне уже надо постричься. Ты думаешь, что мне следует постричься?

— Не обязательно. Но если хочешь — постригись.

— Я ни разу не болел за всю зиму. Если не считать этой моей аллергии, из-за которой иногда думают, что я плачу. «Да благословлится имя утирающего слезу нищего», — говорит Болонези, когда слезы вдруг заливают мне глаза… Римона, посмотри на меня!

— Зима эта еще не кончилась, Иони, а ты целыми днями крутишься между гаражом и слесарной мастерской без шапки и в порванных ботинках.

— Неправда. Только один ботинок порван, а не оба. Итальянец обещал мне подбить подметку. Да и вообще весь этот гараж не по мне.

— Но ведь когда-то ты так любил чинить машины…

— Ну и что, — взорвался Ионатан, — если когда-то любил, а теперь нет?! Что ты вообще хочешь мне все время сказать, но не говоришь, либо начинаешь, но останавливаешься на полуслове? Хватит! Довольно! Выскажи откровенно все, что у тебя на душе, и прекрати эти игры. Пожалуйста, говори. Я не стану тебя перебивать. Буду молчать, как собака, и терпеливо выслушаю каждое твое слово. Ну же, говори!

— Мне нечего сказать, — ответила Римона, — не раздражайся, Иони.

— Я? — произнес Ионатан устало. — Я не раздражаюсь. Я всего-навсего задал вопрос и хотел хоть раз за всю мою жизнь получить простой ответ. Вот и всё.

— Так спроси, — удивленно произнесла Римона. — Ты сердишься, что я тебе не отвечаю. Но ведь ты вообще ни о чем не спрашивал.

— Ладно. Значит, так. Сейчас ты мне скажешь, но только точно, о чем ты думала три года тому назад… три с половиной года назад… когда в субботу вечером ты вдруг решила, что мы женимся.

— Но ведь это произошло совсем не так, — сказала Римона мягко. — А кроме того, объясни мне, почему ты спрашиваешь?

— Спрашиваю, чтобы получить от тебя ответ.

— Но почему ты спрашиваешь об этом сейчас? Ведь ты никогда не спрашивал меня об этом.