— Какой дурак… Надеюсь, вы расторгли помолвку.
— Да. Но мой отчим и моя мать очень рассердились.
— Во всем виноват этот Харли.
— Вы очень добры, сэр. Не знала, что вы окажетесь таким добрым.
Добрый?.. Она называет это добротой?
Он обнял ее за талию. Обнаженная грудь девушки прижалась к его жилету, и желание Остина тотчас возросло.
Что ж, возможно, он действительно слишком долго был в море. У него не было любовницы в каждом порту, как у некоторых капитанов. Немногие связи, которые у него случались после смерти жены, длились недолго. В каждом случае женщине не нравилось, что он оставляет ее одну на длительное время. Его первая любовница развлекалась в постели с собственным слугой, когда он отсутствовал. Остин обнаружил это, неожиданно вернувшись домой однажды вечером. Следующая женщина постоянно ныла и умоляла его оставить службу ради нее. А третья просто устала ждать и оставила его.
«Жизнь на море, — думал Остин, — исключает длительные связи». И после несчастья с его женой жениться снова не захотел.
Он возненавидел короткие интрижки, но теперь был готов заключить в объятия эту молодую очаровательную женщину. Он решил, что займется с ней любовью, а потом заставит сказать, кто послал ее. Он заставит своих врагов понять, что их попытка провалилась. Пусть даже следующая попытка будет более изощренной.
Остин взял лицо девушки в ладони, и ее шелковистые пряди заструились меж его пальцев. О Боже, в ней была такая странная смесь невинности и чувственности!.. Это интриговало его и заставляло желать большего.
Он наклонился и провел языком по ее чуть раскрывшимся губам. Ее горячее дыхание манило его, и он впился поцелуем в ее губы. Она неумело ответила на его поцелуй, и сразу стало ясно: у этой женщины нет опыта с мужчинами. Но все же он хотел ее, безумно хотел. Более того, ему хотелось, чтобы она растаяла в его объятиях, чтобы умоляла о поцелуях и ласках. И хотелось отнести ее на койку и научить, как нужно любить его. Он даст ей понять, что ее уловки бесполезны. Она никогда не получит его бумаги, но сможет оставаться с ним и быть его любовницей.
Он прикусил шелковистую мочку ее уха. Она прижалась к нему с тихим стоном, и Остин словно обезумел.
— Я схожу с ума, — прошептал он. — Ты сводишь меня с ума, моя сирена.
Она ничего не ответила и обвисла в его объятии, прикрыв глаза. Ее очки съехали с переносицы, а пряди блестящих волос скользнули по щеке и упали на обнаженную грудь.
Бог с ней, с койкой! Остин смахнул со стола карты и секстант. Затем приподнял девушку, усадил на край стола, наклонив голову, стал целовать ее грудь. Потом вернулся обратно к ее губам, к наслаждению их жаркой сладостью и к…
Кто-то стремительно пробежал по палубе. Топот донесся до Остина сквозь туман желания, и он поднял голову. Во время всего происходящего капитан не переставал воспринимать звуки своего корабля — потрескивание корпуса, глухой стук сапог, когда офицеры и матросы заступали на вахту, и резкие команды лейтенанта Фостера. Эти звуки были такие привычные, что он, слыша их, никак на них не реагировал, так как мысленно видел каждый уголок «Авроры».
Но сейчас Остин понял: что-то изменилось. Скорость и курс оставались прежними, но атмосфера на корабле изменилась. В шагах бегущего по палубе явно ощущалось волнение. Дэвис пропустил мисс Клеменс, и она…
Она появилась минут десять назад. Но этого оказалось достаточно, чтобы…
Остин обернулся к двери.
— Дэвис!
Молчание.
Если бы Дэвис был на посту, он ответил бы. А если бы наверху произошло что-то непредвиденное, поднял бы тревогу.
— Минутку, мисс Клеменс, — непринужденно сказал капитан, как будто они находились в гостиной. |