На вступительных же в Бауманку, которую он выбрал сам, безо всякого участия родителей, Данила был абсолютно уверен, что провалится, — именно поэтому все сдал легко, без четверок даже, и стал студентом факультета прикладной математики. Первую сессию пересдавал трижды, хотя во время семестра «хвостов» не имел; а еще через полгода, находясь в полной прострации от ужаса перед предстоящей пыткой, просто не явился на экзамены. Родителям, разумеется, чтоб не переживали, отрапортовал об успешном окончании первого курса. Осенью же, когда начался учебный год, лжестудент вдруг исчез из дома.

Переволновавшиеся домашние всю ночь не сомкнули глаз, ведь Данила обычно всегда предупреждал о том, где и на сколько задерживается. Обзвонили больницы, морги и отделения милиции — нигде ничего. А часов в семь утра с вокзала позвонил блудный сын, заявив, что около полуночи очнулся в Бологом, как и почему туда попал — не помнит, добирался назад на электричках…

Уже тогда Данила проявил себя незаурядным психологом. Сначала до смерти напугал близких людей возможностью своей собственной смерти. Затем объявился при жутковатых обстоятельствах — что: алкоголь? наркотики? насилие? А когда выяснилось, что всего-навсего бросил институт и автостопом отправился обустраиваться в Северной столице, но сдрейфил на полпути, отец с матерью повеселели даже. И сыну все обошлось без катастрофической головомойки.

Проблем, если честно, никаких вообще не возникло. Данила был «ноябрьским», до армии имел еще год в запасе и вполне мог летом поступать вновь в любой другой вуз, получая отсрочку от призыва. Но на этот раз отец взял сына под жесткий контроль. Не желая рисковать снова, он устроил на кафедре что-то типа приемной комиссии. Чтобы коллеги убедились, что юноша подготовлен основательно. Опираясь на мнение коллектива, Викентию удалось убедить ректора зачесть сыну результаты вступительных экзаменов в Бауманку. Пусть учится на первом курсе снова — все не так страшно. А с возрастом, надеялся отец, Даниле удастся преодолеть боязнь ответственности.

Профессор размышлял, наблюдая за сыновьями, с аппетитом поглощающими обильный обед. Куда что делось? Где юношеские романтические порывы и неуверенность? Теперь перед ним два честолюбивых нагловатых парня, верящих в собственную правоту и удачу. Так и надо, чтобы добиться в жизни успеха. Жаль только, что все на деньги переводят. Но, наверное, время сейчас такое.

После еды, по обыкновению, сыграли пару партий в шахматы. Поболели у телевизора за ЦСКА, хотя в Петербурге клуб ухитрился проиграть «Зениту». Впрочем, по-настоящему переживал только старший Гончар. Сыновья, не находящие в футболе никакой утилитарной пользы, смотрели за компанию, потягивая пивко, и просто расслаблялись.

В общем, пожили денек нормальной семейной жизнью.

Уже в коридоре, прощаясь, братья, как бы невзначай, обронили пару слов о своих планах.

— Ладно, мам, поехали мы. Батя, будь здоров! И не переживайте вы, все наладится. Мы с Валеркой решили свою фирму зарегистрировать. Будем своими ручками софт писать и продавать. И непременно станем богатыми и счастливыми — вот увидите…

Многое увидел и пережил за эти два года профессор Гончар. И его нынешние пятьдесят семь уже не казались ему счастливыми и безоблачными…

4

Для середины апреля в Москве было прохладнее обычного. Но яркое солнце трудилось значительно активнее, чем еще неделю назад. Вдоль бордюров по Неглинке журчали ручьи. С проезжей части снег был вывезен, но тротуары были еще слякотны, и высокий нескладный парень в длинном демисезонном пальто смешно, словно цапля, задирал ноги, переступая лужи, чтобы не забрызгать брюк.