Однако доля правды в этом утверждении все-таки была: если бы Англия повела энергичную политику, то Франция ее всецело поддержала бы, тем более, что в 1933 году риска войны не было никакого. Гитлер и Геббельс сами впоследствии издевались над беспомощностью, проявленной в ту пору бывшими союзниками. Для энергичной политики во Франции нужен был бы Клемансо, который, конечно, никого не спрашивая, не спрашивая и Англию, двинул бы войска на Рейн через день после прихода Гитлера к власти. В Англии такую политику мог повести один Уинстон Черчилль.

Надо, впрочем, оговориться. Клемансо верил в силу и только в силу. Он одинаково ненавидел немцев, как демократов, так и реакционеров. О Черчилле этого никак сказать нельзя. В своих воспоминаниях он пишет о Германии без всякой ненависти, отдавая должное мужеству, энергии и качествам немецкого народа. Пока в Германии у власти были демократы, Черчилль решительно стоял за миролюбивое соглашение с ними, за такое соглашение, которое, быть может – не говорю «наверное», – сделало бы приход Гитлера к власти невозможным. Об опасности, о необходимости энергичной политики он заговорил лишь после того, как от демократии в Германии больше ничего не оставалось.

В одной из самых замечательных своих речей, произнесенных после назначения Гитлера канцлером, Черчилль говорил о надвигающейся на Англию опасности: война с расистской Германией становится все более вероятной с каждым днем. Кто может сказать, как кончится эта война? Авиация стала мощным орудием истребления. Вполне возможны налеты немецких летчиков на Лондон, на Бирмингем, на Шеффилд. «Опасность, которая грозит нам, – сказал Черчилль, – сулит не только тяжкие страдания, но и гибель: я разумею завоевание, покорение (Англии. – М.A.) в настоящем смысле слова. Надо считаться с этим фактом, пока еще есть время для мер по его предупреждению».

Я не знаю, как принимали недоверчивые слушатели эту речь. Вполне возможно, что эти странные предсказания были встречены смехом: никто не верил мрачным пророчествам Черчилля даже гораздо позднее. Невилл Чемберлен, разумеется, пренебрежительно опроверг все его заключения. Факт трагикомический: Ллойд-Джордж, который был в оппозиции правительству и вдобавок терпеть не мог Чемберлена, на этот раз горячо поздравил его с тем, что он так хорошо разгромил «экстравагантные и алармистские суждения», высказанные Уинстоном Черчиллем. – Теперь тот же Ллойд-Джордж порицает нынешнего главу правительства за все грехи, включая недостаток предусмотрительности!

Так же относились к предсказаниям Черчилля почти вся печать, громадное большинство членов парламента, консерваторы, либералы, социалисты. Он приводил цифры, они немедленно опровергались «из самого осведомленного источника». В ноябре 1936 года он сообщил палате общин, что у Германии есть 1500 аэропланов и что германский воздушный флот уже сильнее английского. Последовало тотчас авторитетное опровержение Болдуина: германский воздушный флот вдвое слабее английского и такое соотношение между ними останется и впредь. Весь парламент и вся Англия были в восторге: Болдуин вполне успокоил страну.

Британское правительство бездействовало. По яркому выражению Черчилля, члены кабинета «decided only to be undecided, resolved to be irresolute, adamant for drift, all powerful for impotence», предпочитали ничего не делать. Он предостерегал и французов. Андре Моруа в своей последней книге сообщает, что Черчилль тщетно убеждал его повести в парижских газетах кампанию с требованием усиления французского воздушного флота.