— Не сомневаюсь. Скажите, Майрон, кто его сейчас тренирует?

— Генри Хобман.

— Понятно, — энергично закивал Павел, будто получив ответ на какой-то сложный вопрос. Естественно, он и так знал, кто работает с Дуэйном. Менанси наверняка известно, кто тренирует каждого из профессиональных теннисистов. — Генри Хобман очень компетентный специалист. — «Компетентный» получилось больше похожим на «дрянной». — Хотя я мог бы поднять игру вашего подопечного на более высокий уровень.

— Я пришел говорить не о Дуэйне.

— Что? — Управляемое невидимым кукловодом лицо омрачилось.

— Хочу кое-что узнать о другом клиенте. Точнее, о девушке, которая не успела стать моей клиенткой.

— Кто же эта особа?

— Валери Симпсон.

Болитар поднял глаза, пытаясь поймать реакцию Павла, и это ему удалось: Менанси закрыл лицо ладонями.

— О Господи!

В ложе поднялся взволнованный ропот. К плечу тренера потянулись предлагающие сочувствие и поддержку руки, встревоженные голоса окликали по имени. Но Павел отмахнулся — не до вас, мол. Вот какой он сильный и бесстрашный!

— Мисс Симпсон приходила в мое агентство несколько дней назад, — пояснил Майрон. — Планировала вернуться в большой спорт.

Набрав в грудь воздуха, Менанси разыграл пьесу под названием «Как превозмочь себя» и лишь потом смог заговорить.

— Бедное дитя! Трудно поверить… — Павел осекся, не в силах совладать с нервами. — Знаете, я ведь тренировал девочку. В годы ее расцвета…

Болитар кивнул.

— Надо же, застрелили как собаку, — мелодраматично покачал головой румын.

— Когда вы в последний раз видели Валери?

— Несколько лет назад.

— После ее нервного срыва не встречались?

— Нет, с тех самых пор, как она легла в больницу.

— Разговаривали с ней, общались по телефону?

Павел снова покачал головой, а потом закрыл лицо руками.

— Не могу простить себе то, что случилось с девочкой. Нужно было лучше за ней приглядывать.

— О чем вы?

— Когда тренируешь кого-то столь юного, приходится отвечать за него и вне корта. Валери была ребенком, растущим в центре всеобщего внимания. Журналисты ведь настоящие дикари, знаете? Не понимают, что можно скармливать обывателям, что нельзя. Я пытался принять часть ударов на себя, пытался защитить, чтобы слава изнутри не разъела. Увы, ничего не получилось.

Прозвучало вполне искренне, но Майрон знал: сказать можно все, что угодно. Люди — виртуозные лжецы. Чем естественнее воспринимаются их слова, чем пристальнее они смотрят в глаза и честнее кажутся, тем большими психопатами и извращенцами могут быть на самом деле.

— По-вашему, кто мог желать ей смерти?

Подобного вопроса тренер явно не ожидал.

— Майрон, почему вы об этом спрашиваете?

— Я кое-что расследую.

— Что именно, если, конечно, позволите узнать?

— Ну, тут личное дело.

Несколько секунд тренер пристально смотрел на Майрона. От румына так мерзко пахло табаком, что Болитар хотел отвернуться.

— Скажу вам то же самое, что полиции, — пообещал Менанси. — По-моему, нервный срыв произошел у Валери не только от обычных теннисных нагрузок.

Болитар ободряюще кивнул: продолжай, мол. Павел воздел руки к небу, будто взывая к помощи Всевышнего.

— Возможно, я ошибаюсь, возможно, верю в то, что хочется, пытаясь — как говорят американцы — переложить ответственность на чужие плечи. Не знаю, судить уже трудно, но я работал со многими молодыми игроками, в том числе и с совсем юными, и таких проблем, как у Валери, ни у кого не возникало.