Тарик хорошо знал Коран; ни в одной из сур не говорилось, что женщины не имеют права изучать грамоту, поэтому он согласился. В результате к пятнадцати годам Эсма могла без запинки и с выражением читать любовные стихи, назидательные повести и веселые сказки.
Как всякая девушка, она много думала о любви, об этом горячем, завораживающем, прекрасном чувстве, не задаваясь, однако, вопросом, как скоро оно может ее настичь и случится ли это вообще. Между тем в жизни семьи Тарика назревало важное событие: почтенный кади Рашид ал-Джибал, у которого служил Тарик, надумал женить младшего сына Хатема. Поскольку тот должен был получить меньшую по сравнению со старшими братьями долю наследства, кади задумал заслать сватов к одной из дочерей Тарика. Тот был очень доволен этим предложением, но все же решил посоветоваться с любимой женой.
— Это очень выгодно для нас, — сказал он Уарде, когда они легли в постель. — Хатем — добропорядочный и умный юноша; уже сейчас он служит хаджибом у верховного кади и получает сто тридцать дирхемов в месяц.
— А как он выглядит? — спросила жена.
— Красивый и стройный. Ему двадцать лет.
— И к которой из наших дочерей он намерен посвататься?
— Рашид спрашивал у меня, кого я намерен выдать замуж первой, Гайду или Эсму, и я ответил, что они одногодки, приданое и одной, и другой готово.
— Гайда вполне созрела для замужества, ее тело налилось, тогда как Эсма все еще выглядит как девочка, — помедлив, произнесла Уарда.
— Я согласен с тобой, однако Рашид решил, что Хатем должен увидеть обеих девушек и сказать, кто ему больше по сердцу. Мужчины придут к нам в ближайшую пятницу после посещения мечети.
— В этом случае либо Гайде, либо Эсме придется почувствовать себя обделенной. Мне неприятно сознавать, что наши дочери вынуждены будут соперничать между собой!
Уарда так сильно разволновалась, что вскочила с постели. Тарик удержал ее за руку.
— Пойми, я не могу возражать Рашиду. Постараемся, чтобы все прошло гладко.
Тарик притянул жену к себе, и вскоре она забылась в его объятиях. В такие минуты Уарда не могла надышаться мужем, а он — ею. И мужчине, и женщине казалось, что их тела пронизывают огненные сполохи. Они прожили в браке пятнадцать лет, произвели на свет троих сыновей и все еще сходили с ума от любви. Иногда Уарде и Тарику казалось, что у них общее, одно на двоих сердце. Ему и в голову не приходило взять вторую жену, а ей — посмотреть в сторону другого мужчины. Конечно, они мечтали о том, чтобы судьбы Гайды и Эсмы сложились столь же счастливо, как и их собственная.
На следующий день девушкам сообщили новость. Гайда пришла в страшное возбуждение, хихикала и покусывала губы, а Эсма свела вместе тонкие брови, сложила на коленях худенькие руки и молчала. Она вспоминала, как восемь лет назад сидела на этом диване и слушала исповедь Уарды и Тарика. Сейчас все происходило столь же неожиданно, и она опять не знала, чего ждать от этой вести.
Когда они вернулись к себе, Эсма с облегчением произнесла:
— Конечно, он выберет тебя.
— Меня? Почему меня?
— Потому что ты красивая.
— Разве ты — нет? — снисходительно промолвила Гайда.
— Не знаю. В любом случае нам придется расстаться, а я не хочу расставаться с тобой, — задумчиво произнесла Эсма, вспоминая их разговоры по душам, когда над черными опахалами пальм горели яркие звезды, а тишина в саду нарушалась лишь стрекотом цикад.
Они с Гайдой прекрасно дополняли друг друга. Иногда их беседы горячили душу и тело так, что этот огонь не мог охладить даже ночной ветерок, слова слетали с губ, обгоняя друг друга, словно быстрокрылые птицы. А порой их мысли становились горькими, как степная полынь, — девушки вместе печалились и страдали. |