Дальше я почти ничего не помню, в больнице мне стало совсем плохо, врачи бегали туда‑сюда, Кирилл суетился и всем мешал. Потом сестричка уколола меня в вену, и я вырубилась. А когда очнулась, то оказалось, что мне уже сделали операцию. С рукой все оказалось плохо, там были порваны связки, сухожилия и нервы. Бандиты хорошо потрудились дверцей машины. Хорошо, что я узнала об этом уже после, я бы умерла от страха.

Первое, что я. увидела, очнувшись, было лицо Кирилла. Осознав себя в палате реанимации, с рукой, забинтованной до плеча, после наркоза, я затрясла головой и закричала Кириллу, чтобы он уходил, уходил немедленно. Он очень расстроился и вышел, и все никак не мог понять, чем он провинился, пока доктор Инна Валентиновна не объяснила ему, что я просто не хочу, чтобы он смотрел на меня, когда я в таком жутком виде. Увидев, что я беспокоюсь о своей внешности, врачи решили, что меня можно переводить из реанимации в обычную палату. Через два дня прошли тошнота и головокружение, и я стала понемногу вставать. Рука меня страшно огорчала, она болела, заживала очень медленно, я ничего не могла ею делать, а по ночам казалось, что это не рука, а полено — такая она была тяжелая и нечувствительная. Кирилл приходил в больницу каждый день, вернее, каждый вечер после работы. По рекомендации Густава Адольфовича его взяли в крупную фирму, торгующую антиквариатом, начальником охраны. Работы там было много, но все равно Каждый вечер Кирилл был в больнице. Он ласково меня утешал и подбадривал и стоически выдержал мою истерику, когда однажды какой‑то дурак‑консультант сказал мне, что рука заживет, но вряд ли будет хорошо функционировать, потому что нервы могли неправильно Срастись. Я представила себе, что рука будет висеть как плеть, а потом начнет усыхать, пальцы скрючатся, а сама рука станет желтая, и к приходу Кирилла уже находилась на грани помешательства. Он все понял с полувзгляда, подхватил меня на руки и понес в темный холл, где в углу стояли диван и огромное комнатное растение в кадке, Кирилл почему‑то называл его пальмой. Это место считалось только нашим, его никто не занимал. Кирилл уселся под пальму, посадил меня на колени и стал говорить, какая я храбрая, что я выдержала самое страшное, осталось только чуть‑чуть, что скоро все наладится и меня выпишут, а дурака‑консультанта он сам лично подкараулит в темном подъезде и набьет ему морду, чтобы не трепался зря. Понемногу я успокоилась от самого звука его голоса.

А через несколько дней в больницу привезли старого‑старого профессора, он был полуслепой, но, как говорили врачи, потрясающий диагност — лучше любых приборов наощупь определял болезнь. Меня показали этому профессору, он долго мял мою руку от плеча до кисти, молчал, задумчиво жевал губами, глядел в потолок, потом сказал Кириллу, что мне повезло, операцию сделали хорошо, и надо надеяться на мой молодой организм, а также дал список всех мер в комплексе. И если все это выполнять, то через несколько месяцев рука полностью вылечится. Но главное — не прекращать ни гимнастику, ни прием лекарств, а то многие отчаиваются…

— За это не беспокойтесь! — твердо ответил Кирилл.

Галка со всем нашим детским садом приходила ко мне под окошко. В первое время, увидев Аську, я начинала реветь, но потом Аське это надоело, и она пригрозила, что не будет приходить, тогда я стала писать письма крупными буквами и прикладывать их к стеклу. Девчонки читали их вслух.

Карамазов умер в больнице от сердечного приступа, он не знал, что в пресловутой брошке‑паучке уже ничего не было, и смотреть, как канули в реку огромные деньги, оказалось выше его сил. Кирилл смог записать весь их разговор на берегу на маленький магнитофон, который был у него спрятан в одежде, это помогло в следствии по делу убийства Вадима.

Густав Адольфович упорно не хотел иметь дел с милицией, и Володе пришлось уладить все по своим каналам. Тех, кто взорвал Валентину и Женю, естественно, не нашли, до Шамана тоже не добрались, потому что одного бандита Володины ребята застрелили там, на берегу Кронверки, а машина с двумя другими, уходя от преследования, врезалась в гранитный парапет, от удара загорелся бензобак, и никто не сумел выбраться.