Однако главная проблема все-таки не в этом. От рабства не захотят отказаться десятки мелких фермеров, приехавших в Америку со всех концов света, чтобы разбогатеть. Покупая клочок земли и одного-двух рабов, они выжимают из них все, чтобы на получаемый доход постоянно подкупать землю и рабов и жить впоследствии не хуже, чем крупные плантаторы. Эти люди пойдут на самые крайние меры, лишь бы не позволить уничтожить рабство, благодаря которому они выбились в люди.
«Наверное, он прав», — подумала Амалия, потянувшись за второй булочкой, а вслух сказала:
— Поэтому мы должны остерегаться таких людей, как Патрик Дай. Я презираю этого человека, и он скорее всего отвечает мне тем же, но я не могу заставить Жюльена понять это.
— Для Жюльена главное — результат, а он не так уж плох, — ответил Роберт, с удовольствием разглядывая полуобнаженную Амалию: простыня сползла, явив его взору упругие груди с розовыми лепестками сосков. — Что касается Патрика, то ты его унизила на глазах подчиненных. Такое мужчины не забывают и не прощают, особенно женщине. И все-таки дело, я думаю, в другом: ты обращаешься с ним как с надсмотрщиком, каковым он, собственно, и является, а он привык к успеху у женщин, даже если ими являются жены и дочери его нанимателей.
— Ты шутишь?! — возмутилась Амалия.
— Почему? Не у всех же такой прекрасный вкус на мужчин, как у тебя, любовь моя, — улыбнулся Роберт.
Она хотела было ответить какой-нибудь колкостью, но передумала, спрятав лицо за чашкой кофе и потягивая ароматный напиток, который стал вдруг горчить.
— Что с тобой? — забеспокоился Роберт.
— Ничего.
— Не верю! Было время, когда ты ценила меня не намного больше, чем Патрика Дая. Хотелось бы знать почему.
Требовательный тон Роберта задел Амалию за живое.
— Ну хорошо, — сказала она решительно, — у меня сложилось впечатление, что ты тоже не обойден вниманием женщин.
— Откуда ты взяла?
— Неужели ты будешь отрицать, что пользуешься значительным успехом у женщин? — Амалия осуждала ревнивцев обоего пола, но себя остановить не могла. — А как же та замужняя дама, которую ты долгое время одаривал своим вниманием и которая готова была распрощаться с жизнью, когда ты ее бросил?
— Слышу голос Хлои, — поморщился он презрительно.
— Что с того?
— Я должен был знать, что она вывалит на тебя весь ворох сплетен о моей прошлой жизни.
— Но это правда, не так ли?
— Нет, не правда! — воскликнул он, ставя чашку на поднос с такой силой, что кофе выплеснулся, оставив на простыне бурое пятно. — По крайней мере не вся правда. Конечно, я не был монахом и любил погулять, как многие неженатые мужчины. Но при этом я не обещал ни одной девушке жениться и не пытался разрушить семейную жизнь другого человека.
— Весьма похвально. — В голосе Амалии звучал металл.
— История, о которой поведала тебе Хлоя, произошла много лет назад. Закончив учебу в джефферсонском колледже в Натчезе, я, тогда молодой повеса, вернулся домой. И надо же было случиться, что мной увлеклась жена одного из друзей отца — девушка неуравновешенная, романтическая, разочарованная в жизни и браке с человеком, которому она годилась в дочери. Мою предупредительность она восприняла как нечто большее…
— Твою предупредительность?! — воскликнула Амалия удивленно, а про себя подумала: «Что означают эти слова? Поцелуй руки, вежливую беседу, а может, одну-другую ночь в постели? И можно ли считать только предупредительностью слова любви, сказанные мужчиной женщине в постели, даже если он думал, что именно они помогут утешить ее?»
— Возможно, есть более точное слово, например, галантность. Мы встречались, беседовали; иногда, по просьбе ее мужа, я сопровождал молодую женщину. |