— Три месяца после зачатия, — произнесла она. — Ты видишь материнскую нежность в моих глазах?

— Нет, — ответила я.

— Она пришла позже. А в это время ты начинала доставлять мне изрядные неудобства. Ты была настоящим маленьким чудовищем. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ты соизволила явиться в мир, тем самым избавив меня от мучений.

— Рискну предположить, что я была вынуждена ждать до назначенного срока.

Внезапно она рассмеялась.

— Когда я тебя увидела, я подумала, что ты — самый уродливый младенец в мире. Ты была красная и походила на лягушонка.

— У тебя должен был родиться херувим, — покачала я головой. — Ангелочек с золотыми кудрями.

— Потом ты похорошела, хотя в херувима так и не превратилась. Но я все равно очень к тебе привязалась.

— Загадка материнской души, — вздохнула я и взяла портрет, чтобы получше его рассмотреть. — Это жемчужное ожерелье очень тебе идет, — заметила я. — Но ты никогда не носишь жемчуг.

— Жемчуг! — воскликнула она. — Это ожерелье Ашингтонов.

— Разумеется, оно бесценно, — легкомысленно хмыкнула я.

— Это действительно так, — серьезно ответила мама.

— Где оно сейчас? Я его ни разу не видела.

— Оно мне не принадлежало. Я его всего лишь носила. С ним связана семейная легенда. Смею тебя заверить, я вообще не хотела его надевать. Точнее, сначала хотела, но потом…

— Расскажи мне об этом ожерелье.

— Это длинная история. Ты и представить себе не можешь всю степень гордыни этих Ашингтонов. Можно было подумать, они принадлежат к королевскому роду. Речь не о Ральфе, а о… об остальных. Меня познакомили с историей ожерелья еще до того, как мы с твоим отцом отправились на Цейлон. Я три недели провела в Ашингтон-Грейндже, на опушке Эппинг-форест. Я думала, что сойду с ума раньше, чем мне удастся вырваться из этой удушающей атмосферы ханжества и семейной гордыни. Мне без конца напоминали о том, как мне повезло стать членом семейства Ашингтонов. Тогда-то я впервые услышала о жемчужном ожерелье. Мне о нем торжественно поведала моя старшая золовка (к слову, она была гораздо более злобной, чем ее сестра). Мне даже показалось, что я участвую в каком-то религиозном ритуале. Это ожерелье — святыня Ашингтонов. Оно принадлежало им уже сто лет. Некий полковник Ашингтон служил на Цейлоне, когда англичане сцепились с голландцами. Марта Ашингтон излагала это все, как хорошо заученную роль. Должно быть, она сотни раз репетировала эту сцену. В ней шла речь о добродетели англичан вообще и полковника Ашингтона в частности. Правители Канди были так бесчеловечно жестоки и деспотичны, что цейлонцы просто-таки рвались в объятия англичан. Именно этим и занимался наш доблестный полковник, а именно — спасал цейлонцев и помещал их под британское владычество. Я не очень вникала в детали этого подвига. Меня интересовало только ожерелье.

— Это все похоже на сценарий пьесы.

— Когда меня окружили джунгли, я тоже подумала, что оказалась на сцене. Но это была драма, а я мечтала о комедии. Так вот, не менее доблестные, чем их полковник, британские солдаты захватили тирана из Канди и продержали в плену до конца его дней. Его род правил Цейлоном две тысячи лет. Это я запомнила, потому что эта часть рассказа напоминала последние слова второго акта, перед самым занавесом. Вот тут на сцене и появляется полковник. Он был очень искушен в медицине. Иначе и быть не могло, потому что на острове иноземцев подстерегали болезни еще более свирепые, чем последователи гадкого короля Канди. Как бы то ни было, но сына одного из местных набобов укусила кобра.