— Я не сомневаюсь, что он будет холить и лелеять мою плантацию, — ответила я.

— А она действительно нуждается и в любви, и в заботе.

Чем больше он надо мной насмехался, тем крепче становилась моя решимость. Я не стану сдаваться ни под каким предлогом. Впрочем, если быть совсем честной, я полюбила наши словесные баталии и с нетерпением ожидала вечера. К моему удовлетворению, его они тоже радовали и волновали.

В течение дня мы почти не виделись. Плантация занимала много акров, и Клинтон часто уезжал на рассвете и возвращался на закате. Я почти все время проводила на плантации Ашингтонов. Клитии нравилось со мной общаться, а Сет радовался интересу, проявляемому мной к семейному бизнесу. Если он и обижался на меня за то, что я унаследовала плантацию, которую он рассчитывал получить в собственное владение, то ничем себя не выдавал. Скорее всего, он знал о моем противостоянии Клинтону и втайне торжествовал.

Я вместе с ним объезжала плантацию. Иногда к нам присоединялась и Клития. Она была прекрасна и в европейских платьях, но больше всего ей шли полупрозрачные сари, искрящиеся золотыми и серебряными нитями и украшенные изящными вышивками. У нее были сари всех цветов, преимущественно пастельных тонов, которые очень шли к ее смуглой коже и черным волосам. Иногда мне хотелось просто молча смотреть на нее и восхищаться ее утонченной красотой.

От Сета я очень много узнавала о плантации и о том, какие работы выполняются в разные времена года. Мы вместе обходили плантацию и наблюдали за работающими на ней женщинами. Они бросали на меня любопытные взгляды, и я понимала, что интересую их не только как дочь своего отца, но и как жена Клинтона Шоу.

Мне казалось, их беспокоит будущее. Видимо, они были уверены, что рано или поздно их плантация перейдет к Клинтону. В поведении работников, которых я привыкла считать своими, и тех, кто был занят на плантации Клинтона, чувствовалась определенная разница. Его люди были намного усерднее. Клинтон вселял в них ужас, а люди моего отца никогда не боялись ни своего работодателя, ни Сета, хотя их уважение к нему не вызывало сомнений.

Клинтон был справедлив, но всем была известна присущая ему беспощадность. Я уже знала, что если мужчина или женщина нарушали установленный им кодекс поведения, их немедленно увольняли, и было бесполезно взывать о пощаде. Он объяснил мне, что закон необходимо неукоснительно соблюдать, поскольку любые исключения делают его бесполезным.

Однако факт оставался фактом — его плантация процветала, а плантация Ашингтонов едва сводила концы с концами. Доход, который она приносила, был слишком мал и не позволял вкладывать средства в плантацию, совершенствуя процесс выращивания чая.

Мне было интересно с Сетом, потому что, как и любой человек, сведущий в определенной области, он любил делиться своими знаниями с теми, кто ими не обладал. Он рассказывал мне о бедах, подстерегающих чайного плантатора, и о первых признаках приближающихся неприятностей. Одновременно он делился со мной горестными воспоминаниями о том, как на растения напала какая-то хворь, превращавшая кусты в мокрую бесформенную массу. Самым ужасным было то, что проявлялась эта болезнь тогда, когда растение уже невозможно было спасти.

Я обожала делиться с Клинтоном своими познаниями о щитовке, чайной тле и чайной моли. Он внимательно слушал меня, и на его губах играла надменная улыбка.