— Дочь Нанкина.
Нанкин поднял голову и поклонился нам.
— Трудишься, Нанкин? — окликнул его Клинтон.
— Дочка просить кое-что подправить, — отозвался он. — Так, пустяки.
— Сад очень красивый. Моя жена любит сады, правда, Сэйра?
Я что-то пробормотала в ответ. Я уже с трудом сдерживала негодование. Я поняла его дьявольский замысел. Он показывал мне место, где проводил ночи, пока я ждала его дома.
— Очень красивые цветы, мем-сахиб, — кивнул Нанкин. — Сахиб вырастить тут прекрасный сад.
Сахиб! То есть, Клинтон!
— Моя жена хотела бы его осмотреть.
Я взглянула на часы.
— У нас очень много времени, — с издевкой произнес Клинтон.
Он уже спрыгнул с лошади, и мне оставалось либо развернуть лошадь и уехать, либо последовать за ним. Я выбрала второе.
Нанкин принял наших лошадей и привязал их к изгороди. После этого он отворил перед нами калитку и поклонился.
— Я позвать дочку, — сказал он и направился к дому.
Он улыбался, и эта улыбка говорила о том, что он прекрасно осознает драматизм ситуации.
— Я не собираюсь наносить визит вежливости твоей любовнице, — начала я.
— А я полагал, что истинная леди, особенно совсем недавно прибывшая из Англии, ценит вежливость превыше всего.
Тут в дверном проеме показалась и сама Анула. От ее красоты захватывало дух. Даже я вынуждена была это признать. Длинные темные волосы блестели, как атлас, а в огромных глазах скрывалась тайна. В движении она была и вовсе прекрасна. Ее тело обладало грацией обитателей джунглей, и рядом с ней я чувствовала себя неуклюжей растяпой. Шляпа, как всегда, сползла мне на лоб, а волосы, которые я безуспешно пыталась под ней спрятать, растрепались. На мне была муслиновая блузка и черная юбка для верховой езды. Я безнадежно проигрывала на фоне этого прекрасного и элегантного создания. В этой женщине сингальская грация непостижимым образом сочеталась с благородством ее португальских предков. Она воплотила в себе лучшие качества обоих народов. Я готова была поверить даже в то, что она является реинкарнацией той самой злобной королевы.
— Какой приятный сюрприз!
Ее глаза обежали мою фигуру. Было ясно, что от нее не укрылся испытываемый мною дискомфорт и что он ее забавляет.
— Прошу вас, входите.
— Ануле не терпится показать тебе свой дом, — произнес Клинтон. — Что касается Сэйры, Анула, то она сгорает от любопытства. Ей очень нравятся наши дома, верно, Сэйра? Они сильно отличаются от всех домов, виденных ею в Англии.
— Входите, — повторила Анула, сделав изящное движение рукой, от чего ее браслеты зазвенели. — Но первым делом угощение.
Она хлопнула в ладоши. «Так он еще и слуг оплачивает», — подумала я.
— Это особенный напиток, — сообщил мне Клинтон, когда слуга принес поднос с высокими стаканами. — Она никому ни за что не признается, как его готовит.
— Он не опьяняет, — добавила Анула. — Во всяком случае, не сильно. — Она улыбнулась мне. — Я слышала от Лейлы, что вы уже полностью освоились на Цейлоне.
— Да, — коротко ответила я.
— Моя жена занимает себя тем, что изучает наши обычаи, — сообщил ей Клинтон.
Они рассмеялись. В этом смехе мне почудилось что-то многозначительное. Улыбка не сходила с ее лица, но я видела, что ее непринужденные манеры скрывают внутреннее напряжение. Ей было явно не по себе, и я подумала, что, возможно, Клинтон предостерегает не только меня, но и ее. |