Одни люди убивают других и почему-то не хотят, чтобы их за это наказывали. Ничего нового в жизни не происходит.
Гриневич легко погладил Настю по руке.
– Устала?
– Очень, – кивнула она, не поднимая глаз от чашки.
– Может, тебе твоя работа надоела?
– Ты что! – Настя вскинула глаза и укоризненно взглянула на помрежа.
– Что ты такое говоришь! Я ужасно устаю от своей работы, в ней мною грязи, в прямом и переносном смысле, но я ее люблю. Ты же знаешь, Гена, я много чего умею, я могла бы даже переводчицей зарабатывать намного больше, не говоря уж о репетиторстве. Но я ничем не хочу заниматься, кроме своей работы.
– Замуж не вышла?
– Дежурный вопрос! – засмеялась Настя. – Ты мне задаешь его каждый раз, когда мы встречаемся.
– А ответ?
– Тоже дежурный. Я же сказала: ничего нового в моей жизни не происходит.
– Но у тебя есть кто-нибудь?
– Конечно. Все тот же Леша Чистяков. Тоже дежурный.
Гриневич отставил чашку и внимательно посмотрел на Настю.
– Послушай, тебе не кажется, что ты просто соскучилась в своей однообразной жизни? Ты мне сегодня совсем не нравишься. Я впервые вижу тебя такой, а ведь я знаю тебя… дай Бог памяти…
– Двадцать четыре года, – подсказала Настя. – Когда вы переехали в наш дом, мне было девять, а тебе – четырнадцать. Тебя как раз должны были в комсомол принимать, но из-за переезда тебе пришлось перейти в другую школу, а там сказали, что ты для них человек новый и рекомендовать тебя в комсомол они не могут. Так что всех приняли в восьмом классе, а тебя – в девятом. Ты тогда ужасно переживал.
– Откуда ты знаешь? – изумился Геннадий. – Мы же с тобой тогда не общались, ты для меня совсем малявка была. Я точно помню, мы с тобой подружились, когда наши родители купили нам с тобой одинаковых щенков, из одного помета. А до этого я, по-моему, даже в квартире у вас не бывал.
– Зато твои предки бывали. И все про тебя рассказывали. И про комсомол, и про девочку из десятого класса, и про контрольную по физике.
– Про какую контрольную? – недоуменно спросил помреж.
– Которую ты писать не хотел. Принял горячий душ, вымыл голову и вышел в одной пижаме босиком на заснеженный балкон, а было это в феврале.
Там тебя родители и застукали.
– И что было?
– А ничего. Здоровье у тебя могучее, так что контрольную пришлось писать.
– Ну ты подумай! – расхохотался от души Гриневич. – Я ведь совершенно этого не помню. Ты, случаем, не врешь?
– Не вру. Ты же знаешь, у меня память хорошая. А насчет того, что мне скучно от однообразия жизни, тут ты не прав. Мне никогда не бывает скучно. Всегда есть о чем подумать, даже при однообразной жизни.
– И все-таки ты какая-то кислая, Настасья. Обидел кто?
– Это пройдет, – она грустно улыбнулась. – Усталость, магнитные бури, парад планет… Все пройдет.
Что может быть нелепее отпуска в ноябре? В снежные месяцы можно кататься на лыжах, в марте и апреле живительное солнце курортов Кавказских Минеральных Вод вольет силы в ослабевшие от зимнего авитаминоза тела, про отпуск с мая по август и вовсе говорить нечего, сентябрь и октябрь – бархатный сезон на побережьях теплых южных морей, а что делать с ноябрем? Ноябрь – самый безрадостный месяц, когда золотая прелесть осени уже исчезла и неотвратимость долгих темных холодных дней становится до боли очевидной. Ноябрь – самый тоскливый месяц, ибо дождь и грязь, в марте и апреле выступающие предвестниками тепла и удовольствия, в предзимний период навевают тоску и уныние. |