Мало ли подобных историй в глубине веков, откуда же эта боль по нему, как будто и не чужой он мне?

Электричка остановилась у платформы. Петрокрепость. Вот и место моего назначения. Неподалёку отсюда, в Шлиссельбургской крепости, восемь лет просидел Иоанн Антонович, русский император, венчанный на царство в два месяца от роду и зарезанный своими тюремщиками только потому, что какому-то поручику с Украины, Василию Мировичу, втемяшилось в голову освободить его и возвести на престол, уже давно занятый. Как подумаешь, нелепейшая история. Впрочем, многое в России совершалось нелепо. В результате такого же легкомысленного заговора воцарилась на российском престоле чистокровная немка Екатерина Вторая...

Я вышла из вагона. Дождик снова запрыскал и припустил всё сильнее. Вокруг всё так тускло и уныло, что я чуть было не вскочила обратно в вагон. Но двери электрички тучно чмокнули, захлопываясь, и вагоны покатились обратно, а я осталась.

С одной стороны высокой платформы плескал такой же редкий и тонкоствольный лесок, как и вдоль всей дороги, а с другой стороны стояло три ветхих деревянных дома, подзатянутых моховой плесенью. На одном из этих покосившихся домиков висела табличка с крохотными буквочками — «Петрокрепость». Табличка висела сбоку, на торце домика, забранного узкой доской и окрашенного унылой зелёной краской. А с фасада, возле сгнившей ступеньки бывшего крыльца, висели два объявления — «Билетная касса», «Зал ожидания для пассажиров».

Я спустилась с платформы и пошла по просторной дорожке, залитой лужами. Казалось, вода и не с неба льётся, а просто выступает из земли. Дождик сеялся мелкий, незаметный, и почва мягко пружинила под ногами. Сбоку от платформы лежали кучи угля, торчали покорёженные остовы каких-то металлических штуковин, но тут же стояли вполне современные автомобили — «Волги», «Запорожцы». У одного из водителей я спросила дорогу. Мне махнули рукой — прямо и направо. Я свернула на более заметную тропку, ступая прямо по лужам, перешла через бревенчатые мостки и выбралась на асфальтированное шоссе, пустынное и узенькое — едва разминуться машинам.

Тут и открылся мне посёлок с домами, вросшими в землю и в воду, сдвинувшими замшелые крыши-шапки на самые глаза-окошечки; участки, забранные палисадом, за которыми не виднелось ни одного дерева.

Голые дворы поросли травой и тоже набрякли водой, кое-где виднелись крохотные вскопанные делянки, лежащие так сиротливо, что казалось невероятным, чтобы они хоть что-то родили.

Я зашагала по дороге, подняла глаза и остановилась от неожиданности. Передо мной лежала старинная каменная крепость с приземистыми башнями, узкими бойницами, мощными стенами.

И таким неестественным казалось это далёкое великолепие древней полуразрушенной крепости по соседству с жалкими домишками, выбитой асфальтовой дорогой и пристанью, торчавшей у широкой серой ленты воды, что я долго стояла и смотрела, не в силах оторвать взгляд от мощи и силы этой грозной русской цитадели.

Я подошла поближе и увидела на берегу, усыпанном громадными валунами, великое множество лодок. Открылось передо мною и безбрежное пространство Ладоги, и широченная спокойная лента Невы, и островок посреди, прямо на исходе из озера. Подальше, среди красных буёв, рассыпались по озеру рыбацкие лодки.