Изменить размер шрифта - +
Недурное снаряжение для браконьера, подумал Мэрик. Логэйн, видимо, почувствовал, что его разглядывают, и одарил Мэрика убийственным взглядом. Он, в отличие от сестры Эйлис, даже не старался скрыть подозрение. Внезапно смутившись, Мэрик натянул одеяло повыше, чтобы прикрыть наготу.

— Стало быть, он все же соизволил проснуться, — сухо заметил Логэйн, не сводя глаз с Мэрика.

— Он немного оправился, — отозвалась священница и подняла с пола таз с водой. — Досталось ему, надо сказать, изрядно. Ты, Логэйн, хорошо сделал, что привел его сюда.

Логэйн мельком глянул на нее:

— Посмотрим. Он тебе что-нибудь рассказал?

Мэрик поднял руку:

— Эй! Я, кажется, еще здесь!

Сестра Эйлис глянула на Логэйна, лукаво изогнув бровь:

— И в самом деле. Почему бы тебе не поговорить с ним?

— Я так и собирался, — бросил Логэйн и, повернувшись к Мэрику, добавил: — Отец хочет тебя видеть.

Не дожидаясь ответа, он развернулся на каблуках и широкими шагами вышел из хижины.

Священница жестом указала на одежду, сложенную стопкой в углу хижины, возле столика.

— Сапоги твои стоят под столом. Все прочее мне, увы, пришлось сжечь. Особых нарядов здесь нет, но я уверена, ты подберешь себе что-нибудь.

С этими словами она направилась к двери.

— Сестра Эйлис! — окликнул Мэрик.

Женщина остановилась на пороге, оглянулась, и Мэрик вдруг обнаружил, что не знает, что сказать.

— На твоем месте я бы не заставляла Гарета ждать, — только и сказала она. И ушла.

 

Мэрик вышел из хижины. При ярком свете дня лагерь куда больше походил на самую обычную деревню, где кипела повседневная жизнь. В ручье стирали на камнях одежду, на нескольких кострах посреди лагеря жарилась крольчатина, женщины, болтая без умолку, латали палатки, и повсюду, путаясь под ногами у старших, шныряли дети. На взгляд Мэрика, они были чересчур тощи и грязны, но такое зрелище не было в диковинку и в других селениях Ферелдена. Орлесианцев трудно было назвать добрыми господами. По всему было видно, что лагерь стоит здесь уже не первый месяц.

Несколько мужчин разбойного вида, одетых по большей части в лохмотья, заметили Мэрика и открыто сверлили его холодными оценивающими взглядами. Превосходный кожаный доспех Логэйна явно был в этом лагере исключением.

Оглядевшись по сторонам, юноша без труда заметил самого Логэйна: тот стоял неподалеку и разговаривал с каким-то рослым мужчиной. Судя по всему, это и был его отец. Этот человек тоже был облачен в кожаный доспех с заклепками, взгляд у него был такой же суровый и волосы — такие же черные, только поредевшие и на висках подернутые сединой. Пары секунд Мэрику хватило, чтобы понять, кто здесь главный. За всю жизнь он встречал немало таких людей — они были командирами в армии его матери, они видели смысл жизни в порядке и дисциплине. Странно, что такого человека ему довелось повстречать именно здесь.

Логэйн наконец-то заметил Мэрика, одиноко торчавшего посреди деловитой суеты лагеря, и качнул головой, указывая на него отцу. Во взгляде его было все такое же неприкрытое подозрение, и Мэрик мог только гадать, что же он натворил с минувшей ночи, чтобы заслужить подобную враждебность.

«Это потому, что ты лгал ему и до сих пор лжешь, — напомнил он себе, — а еще потому, что ты ни на что не годный болван».

Отец и сын шли по лагерю, а Мэрик стоял и внутренне ёжился, чувствуя, как его испытующе разглядывают издалека. В эту минуту он, как никогда, мало ощущал себя королем — продрогший, измученный, неуклюжий. Мэрику вдруг ужасно захотелось, чтобы мать примчалась на помощь. Мятежная Королева была бы, как всегда, великолепна — золоченая броня сверкает, светлые волосы и пурпурный плащ развеваются на ветру.

Быстрый переход