– Он вроде Алкин ровесник или моложе. Алл! Тебе сколько? – Это зря спросила Люся. Мамуля заерзала и моментально придумала какую-то причину, чтобы улизнуть. После ее ухода Люся задумчиво произнесла – Все-таки я балда. Ну что я ей все время наступаю на больную мозоль? Ведь прекрасно знаю, насколько сама ее старше. Ну, хочется ей делать из этого тайну, и на здоровье.

– В конце концов, это право каждой женщины, – подала голос бабушка. – Мне с некоторых пор тоже неприятно вспоминать свой возраст. А давайте поиграем в карты, как в прошлый раз.

В прошлый раз мы играли в девятку на деньги. Ставили понемногу, а выигрыш получился приличный. У меня. Все еще шутили, что им в любви везет, а я занервничала. Что же это получается, мне, значит, не везет? И Сашины командировки стали более длительными. Не буду играть, вдруг опять выиграю? Но меня уговорили. И как назло, я опять стала выигрывать. Нет, с этим надо что-то делать.

– Ладно, человека все равно не вернешь, тебе сейчас думать надо, как дальше жить.

Вот этого Юлька представить себе не могла. Сколько себя помнила, всю жизнь жила вдвоем с мамой. Никаких родственников у них не было. Когда кто-нибудь из одноклассников говорил, что был у бабушки или ходил с дедом в кино, она ужасно завидовала. А когда за Анечкой Дмитриевской приезжал папа на роскошной синей иномарке, настроение портилось надолго. Отец у Юльки, надо полагать, был, но это была запретная тема.

Мама всегда хотела, чтобы у нее было хорошее образование, и хотя Юлька училась очень хорошо, у нее была серебряная медаль, об университете даже не мечтала, но мама настояла, чтобы она подала документы в МГУ. А теперь она на последнем курсе филологического факультета и пишет диплом. Что делать потом с этим хорошим образованием, не имела ни малейшего понятия. Любаня, с которой Юлька делилась абсолютно всем, только вздыхала

– Да, хорошая была женщина, Майя Марковна, но совершенно без понятия. Лучше бы она в торговлю тебя пристроила, хоть не нуждалась бы теперь. Хотя, конечно, вряд ли ты смогла бы там работать.

Сама Люба после школы, не раздумывая, пошла в торговлю. Сначала торговала овощами на рынке, потом в палатке колбасой, а теперь цветами около «Динамо». К ним в дом, на улицу Правды переехала десять лет тому назад, сразу после развода, и Юлькина мама, не доверявшая продавцам и, недолюбливая их, почему-то Любе очень симпатизировала и не имела ничего против их дружбы, хотя Люба была на десять лет старше Юльки и уже побывала замужем.

После маминой смерти остались деньги, половина которых ушла на похороны, а половину Юлька растягивала несколько месяцев, но они все-таки кончились. Жить на стипендию невозможно, даже если один хлеб есть.

– Что же делать-то с тобой? – Горестно вздохнула Люба. Она сидела на кухне за столом, подперев щеку кулачком, и смотрела, как Юлька пыталась найти кастрюлю для пельменей, которые Люба принесла с собой. Увидев, что Юлька достала самую большую кастрюлю, встала, молча убрала ее на место и достала маленькую, подходящую по размеру.

– Ты, Юлька, совершенно неприспособленная, новелла ты наша, – Юлька попыталась сдержать смех, но поперхнулась, закашлялась, и тут же получила мощный удар по спине. Кашлять перестала, но от боли выступили слезы. Рука у Любани тяжелая. Да, если бы мама слышала, как та произносит это слово, то тоже хохотала бы. Дело в том, что Люба слышала, как мама часто называла Юльку «невейлой» – это по-еврейски вроде недотепы. Мама была еврейкой, но знала всего несколько слов. Юлька действительно была недотепа и еще всего стеснялась. Стеснялась покупать в магазине, стеснялась пойти к врачу, спросить дорогу, а так как у нее была сильная близорукость и очки до девятого класса она не носила, это было настоящей катастрофой. Однажды мама принесла допотопную оправу, Юлька подозревала, что ее принес кто-то из родителей, и они с Любаней заставили ее померить, в один голос, уговаривая надеть очки.