Тогда Лайана разрыдалась. Роган был не из тех мужчин, которые не выносят женских слез, но терпеть не мог, когда она была мрачной и не желала улыбнуться. Он, похоже, считал, что ее обязанность — всегда быть счастливой и жизнерадостной. Полтора дня Лайана бродила как тень, пока он не смягчился и не разрешил ей сидеть рядом, когда он судит крестьян. Она бросилась ему на шею, поцеловала и… и даже стала щекотать.

Северн вошел в парадный зал как раз в тот момент, когда они катались по полу. Эннен Лайаны сбился, волосы разметались, однако она продолжала щекотать мужа, вызывая все новые взрывы беспомощного хохота. Но ярость Северна немедленно отрезвила обоих.

Северн. Лайана до сих пор поражалась, что деверь способен причинить ей столько горя. Сначала он вроде был на ее стороне. Но когда изменился Роган, Северн тоже стал другим. Теперь он, кажется, ненавидел ее и делал все возможное, чтобы восстановить Рогана против жены. Правда, Роган никогда не говорил Лайане о том, что происходит. Однако Габи всегда и все знала. На ристалище Северн постоянно издевался над братом, утверждая, что тот цепляется за женскую юбку.

И чем больше слышала Лайана о проделках Северна, тем больше заботы и любви обрушивала на мужа. Вечерами она видела, как он расстроен, как терзается неладами в семье, как спорит с собой, стоит ли подняться в солар или удалиться в свою комнату для размышлений.

Эта комната стала причиной их второго скандала. После того как он провел в ней две ночи подряд, Лайана отправилась туда. Она не постучала, не попросила разрешения войти, просто переступила порог, чувствуя, как бешено колотится сердце. Он наорал на нее. Рвал и метал, но во взгляде было что-то подсказавшее ей, что на самом деле он не так уж и рассержен ее вторжением.

— Что это? — спросила она, показывая на стопку бумаг.

Он долго отказывался, но все же показал ей свои эскизы. Лайана ничего не понимала в боевых машинах, однако разбиралась в крестьянских орудиях, а эта конструкция не слишком от них отличалась. Она сумела сделать несколько дельных предложений.

Вечер прошел чудесно: только они вдвоем в маленькой комнатке, согнувшись над бумагами. Несколько раз Роган спрашивал:

— Тебе нравится? Вот так лучше? Да, ты права, это, кажется, может сработать?

И, как всегда, вечер испортил Северн. Распахнул полуоткрытую дверь и встал на пороге, во все глаза уставясь на супругов.

— Я слышал, что она здесь, — тихо сказал он, — но не поверил. Эта комната была священной для Роуленда и нашего отца. А теперь ты впустил сюда женщину! И ради чего? — Он кивнул на эскизы. — Чтобы она объяснила, как строить боевую машину? Или в тебе ничего не осталось от мужчины?

Лайана со злорадным удовольствием заметила, что, уходя, Северн яростно чешется: должно быть, в его одежде опять кишат блохи и вши. Хоть бы заели его заживо!

— Роган… — начала она, оборачиваясь к мужу.

Но он тот уже вскочил, вышел из комнаты и больше не возвратился.

Сердце Лайаны сжималось от боли, когда она видела, как Роган борется с самим собой. Часть его души жаждала нежности и любви, которые предлагала жена, однако и брат ему тоже был дорог. Он тренировался и работал целыми днями, стараясь оставаться главой рода Перегринов, доказать своим людям и особенно брату, что достоин звания их господина. А по вечерам он никогда не расслаблялся, какие бы удовольствия ни доставляла ему Лайана.

Она всеми силами пыталась держать в узде свой гнев на Северна, но это давалось ей с трудом. Она написала письмо мачехе, где спрашивала, не знает ли та богатых наследниц, на которых мог бы жениться Северн. Если она найдет деверю жену, может, он оставит в покое ее и Рогана.