– Джордж, – негромко произнесла Лаура, беря брата за руку и не сводя при этом глаз с лица Лотти.

Лотти перестала улыбаться, и, впервые после отъезда из Оукли, на глазах у нее заблестели слезы. Пряча их от сочувственных взглядов, она сказала:

– Да, нам очень трудно быть в разлуке. Хайден будет скучать без меня, а я без него.

Джордж, не заметив перемены в настроении сестры, потрепал Лотти по плечу и спросил:

– Ну и надолго ты решила бросить своего мужа? Сколько ты у нас пробудешь?

– Долго, – ответила Лотти. – Боюсь, что я приехала навсегда.

И она залилась слезами, уткнувшись в плечо Лауры.

К своему стыду, Лотти была рада, что осталась одна. Невыносимо было слушать причитания Дианы, крики Стерлинга, Джорджа и Теина, грозившихся вырвать сердце из груди ее мужа. От всего этого ей постоянно хотелось плакать.

В спальню ее отвела Лаура, сказав на прощание:

– Когда ты захочешь поговорить, я сразу к тебе приду.

Лотти выбралась из постели, размышляя о том, что она уже не маленькая девочка и ее разбитое сердце не возможно утешить сейчас, как встарь – чашкой горя чего шоколада и имбирными пирожными, испеченными Куки.

Она быстро нашла то, что искала. Собираясь в дорогу, она уложила свой портфель в последнюю очередь с самого верха. Она поставила портфель на кровать, согнав при этом с места Мирабеллу, раскрыла его и вытащила смятые листы своего недописанного романа.

Если бы Хайден не нашел их, она сидела бы сейчас в своей спальне в Оукли, ожидая прихода мужа. Лотти закрыла глаза и с болью вспомнила его нежные губы и сильные руки, умевшие быть такими ласковыми.

Вновь открыв глаза, она принялась перелистывать страницы. Роман, еще недавно представлявшийся ей верхом совершенства, сейчас показался скучным, надуманным и… глупым. Она словно наяву услышала голос Хайдена:

«Теперь уже поздно менять характер твоего Ужасного Герцога, ты не находишь?»

«Это никогда не поздно, – ответила она тогда. – Особенно если кто-то сумеет поверить ему».

Но она-то как раз и не верила. И никто не поверит, ни бульварные газеты, ни общество, даже его собственная дочь и та не верит Хайдену. А сама Лотти? Разве она не поступила точно так же, требуя от него какой-то там правды, заранее зная ответ?

Неожиданно Лотти поняла, что больше всего расстроило ее сегодня в поведении родственников – их жалость. Жалость, которой она не заслуживала точно также, как Хайден не заслуживал их осуждения.

Теперь Лотти точно знала, что ей нужно сделать. Она собрала исписанные листы и понесла их к камину. Бросив свой роман в огонь, она пошла назад, к постели, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, как корчатся в огне написанные на бумаге строчки.

Затем она раскрыла портфель, достала чистый лист бумаги, перо и новую бутылочку чернил. Положив портфель на колени, она откинулась на подушках и принялась писать, быстро заполняя страницу за страницей.

– Хотя бы ест, и то слава богу, – ответила Лаура, разглаживая вышивку, лежавшую у нее на коленях. – Куки клянется, что все подносы возвращаются пустыми.

– За ее аппетит я не беспокоюсь. Меня волну настроение. Она в Лондоне уже два месяца и хотя бы раз куда-нибудь вышла. Бедный Джордж уже замучился таскаться повсюду с этой мисс Димвинкл. Еще немного, и он начнет рвать волосы у себя на голове… или у нее. Лотти никого не принимает, за исключением этотго мошенника Тауншенда. – Лоб Стерлинга прорезал глубокая складка. – Она не объяснила, почему ее прогнал Оукли. Ты не думаешь…

– Нет, не думаю, – перебила его Лаура, продевая иголку сквозь ткань. – И ты тоже.