— Как состояние здоровья, боксер? — спросил Игорь Палыч у Гриши без всяких намеков на издевку или собственное превосходство.

— Попадало и покруче, — ответил Григорий вполне внятно и, в свою очередь, задал вопрос, который, конечно же, заботил его куда более собственного посттравматического состояния: — А вы кто все-таки такой?

— Сейчас расскажу. Рита, вы не возражаете, если я устроюсь в кресле?

— Садитесь.

— Вы, Рита, тоже присаживайтесь. Напротив устраивайтесь, рядом с молодым человеком.

Я пожала плечиками и с грехом пополам добралась до дивана, слава богу, не задев перевернутый столик и почти не испачкав туфельки. Села подальше от Гриши.

— Вы угадали, молодой человек, — начал мужчина в кресле, глядя на побитого Мастера, — я действительно Змей. — Игорь Палыч очень (очень!) старался избежать прямого попадания моего взгляда в свои скошенные зрачки. — Змей — мой бывший оперативный псевдоним. Это как воинское звание, которое к настоящему времени я уже перерос. Недавно меня пригласили в... э-э... на службу в, скажем так, одну совсем серьезную структуру. Настолько серьезную, что кадровики со скрупулезностью параноиков перепроверили всю мою подноготную вплоть до седьмого колена, как говорится. Помните, Рита, в прологе к роману, в самом начале, вскользь упомянута некая девушка, с которой расстался будущий особый порученец? — Он спрашивал меня, но не ждал ответа и продолжал смотреть на Гришу.

А Гришка глупо моргал, перебивать боялся и ничегошеньки не понимал. Ни фига Мастер не знал про роман, про пролог тем более, и я даже жалела его, дурака, немножно. Между тем Змей продолжал:

— Кадровики-маньяки выяснили, что у меня, оказывается, есть взрослая дочь. Я был в шоке. Я ломал голову, как бы познакомиться с собственной дочерью, все ей объяснить про себя так... э-э... так, чтобы она поняла. Я панически боялся, что прямой путь к единственному родному человечку на земле закончится тупиком, что девочка пошлет подальше новоявленного папашу.

Игорь Палыч... или Олег Викторович... Лучше — Змей. Пусть и устарел псевдоним, однако он его признал.

Итак, Змей замолчал, взял паузу, опустил глаза (перевел взгляд с глупого Гриши на загаженный пол), вздохнул, как бы набираясь сил для продолжения монолога. И, отлично понимая, что главное уже сказано. А придурок Гришка покосился на меня тупо. Дурак дураком! Только что мне было немножечко жалко дурака-статиста, ненароком оказавшегося в эпицентре душещипательного выяснения отношений, и вдруг я разозлилась на Гришку. Пуще прежнего. Еще больше, чем когда он вперся ко мне с тортиком.

— Мне помог друг, — вновь заговорил Змей, продолжая глядеть под ноги. — Друг пишет остросюжетную беллетристику и поднаторел в ремесле сюжетосложения. Естественно, кадровики мне доложили о дочери все, чего нарыли, я поделился исходной информацией с другом, и беллетрист придумал... э-э... драматургию знакомства с выпускницей журфака, у которой возникли весьма серьезные финансовые трудности. Так возник синопсис моих...

— Ты вкладывал деньги в конверт для негритянки?! — оборвала я резко Змея. Я и на него вдруг разозлилась. Я обратилась к нему на «ты» намеренно хамовато. — Аванс в конверт за литературные галеры кто отстегнул? Ты, да? Ты переоценил негритянский труд, да?

— Я хотел тебе помочь, — ответил он, силясь оторвать взгляд от пола.

— Спасибо большое! Теперь некоторые мои знакомые шепчутся, мол, я сплю с автором!

— Вы.