Изменить размер шрифта - +
То, что свалилось мне на голову сегодня утром, вызывает в нем глубинное, давно забытое чувство то ли сострадания, то ли солидарности. Как будто ему чудится, что беда постигла не меня, а его самого. Иди знай, что там у него на душе… И что ему довелось пережить когда-то много лет назад, перед тем как снова вернуться в подростковый возраст.

— Ты хоть представляешь, куда они могли запихнуть мистера Лоуренса?

— Даже если бы и знал, это нам ничего не даст. Старикан, которого мы встретили этой ночью, опасный тип. В тысячу раз опаснее того психа в желтой куртке — помнишь, который отплясывал в спортивных штанах в «Паласе»?

— Ну, если он хуже того типа в желтой куртке, тогда дело серьезное.

— Видел бы ты глаза этого ненормального! Такое выражение бывает только у террористов-смертников. Он на все способен — и заложника взять, и бомбу подложить, и покончить с собой в каком-нибудь бункере. В этом смысле ты прав, я не собираюсь рассказывать об этой встрече полицейским. Ты только представь: жалкий безработный в схватке с никому не известной международной мафиозной группировкой!

Наступила пауза, в течение которой я закурил очередную сигарету и смерил взглядом шикарно одетую пожилую чету, нежно державшуюся за руки. Вошел турист, но его мгновенно выпроводили, так как он был в шортах. У меня сжалось сердце при мысли о том, как отреагировал бы на такое обращение Бертран: даю голову на отсечение, что он тут же содрал бы с себя шорты и сел за стойку в одних трусах.

— Бертран у них в руках. В моем распоряжении двое суток. Затем нас меняют местами, и я попадаю в заключение. Мне кажется, этого Джордана не так-то трудно засечь, стоит только обзвонить всех наших полуночников, — даже мы трое, Жан-Марк, ты и я, за два дня сможем охватить добрую половину тусовки.

Говоря это, я буквально физически чувствовал, что время пошло: мне осталось меньше тридцати шести часов до того, как покорно отдать себя в лапы наших тюремщиков. Наш Париж не так уж велик — пятнадцать, ну двадцать ключевых точек, и большинство из них сосредоточено в трех-четырех хорошо известных кварталах. Зато Париж Джордана остается для меня тайной — мне, конечно, уже известны кое-какие уголки, где его можно встретить после полуночи, но ведь это капля в море. Я, подбирающий жалкие крохи на разных вернисажах и клубных вечеринках, всего лишь скромный дилетант и понятия не имею о настоящих роскошных приемах и празднествах. А Джордан может быть вхож повсюду, в такие высокие сферы, о которых я и мечтать не смею, — например, в тайные клубы «Argentry Internationale», в места, где запросто общаются с эмирами, в общем, в заведения, наглухо закрытые для простой публики, о которых самые продвинутые тусовщики и слыхом не слыхивали. Легко себе представить любой вариант: великосветские притоны ценителей группового секса, секту приверженцев «Кровавой Мэри», общество любителей увеселительных чартеров на Багамы и обратно, да мало ли что еще! У Бога всего много.

Посетители прибывают один за другим, рассаживаются у стойки. Этьен говорит, что надо поторопиться, пока бармен не слишком занят. Интересующий нас субъект перестает трясти шейкер и выливает из него в бокал напиток цвета мочи; последние капли смачивают соляной ободок по краям стекла. Коктейль «Маргарита». Текила, соль, лимонный сок и — ожог желудка обеспечен, если выпить два бокала подряд. Ну а если три, то покажется, будто у тебя началось прободение язвы. Этьен знаком подзывает бармена.

— Скажите, это вы здесь специалист по «Кровавой Мэри»?..

Не успел он договорить, как шейкер совершил пируэт в воздухе, дверца холодильника отворилась от толчка ноги, замелькали бутылки, струя томатного сока низверглась в треугольный стакан. Этьен лишь замахал руками, показывая, что ему ничего не нужно, как «Мэри» уже стояла перед ним.

Быстрый переход