Кстати, водкой Эйнар тоже пытался меня лечить, но я потом блевала полдня в ведро и ослабела настолько, что ему пришлось тащить меня на руках в туалет.

— Мне нужны антибиотики, — всхлипываю я, шмыгая сопливым носом.

— Тебе нужен покой и здоровый сон, — строго отрезает он.

Тоже мне командир выискался. Он, вообще-то, до сих пор не реабилитировался в моих глазах и находится под подозрением.

Самое дерьмовое, что я не в состоянии ничего сделать. Даже расстояние от кровати до ванной для меня настоящая пытка. Пот градом, перед глазами белые мушки, ноги, словно ватные. Одно радует — задница болит гораздо меньше, рана не воспалена и почти затянулась.

— Таблетка сейчас начнет действовать, и температура спадет, — Эй мягко поглаживает меня по спине. — Попробуй поспать.

Я бы фыркнула, но меня снова накрывает приступ сухого кашля. Мучительного, до слез и раздирающей боли в груди. Ненавижу! Со школьной скамьи не болела даже легкой простудой, а тут…в самое неподходящее время. В долбаной аптечке, кроме жаропонижающего, перекиси и бинтов ни хрена нет. Но зато Эй раздобыл в кладовой травяной сбор, которые регулярно для меня заваривает, заверяя, что он помогает от кашля. Бессовестно врет. Я же чувствую, что мне хуже с каждым днем.

Через пару минут меня все-таки вырубает. Я словно проваливаюсь в черную пропасть без дна и целую вечность лечу туда на бешеной скорости. Просыпаюсь так же внезапно. В кромешной темноте, в промозглом холоде, грудная клетка горит, каждый вдох обжигает легкие и горло. Озноб сотрясает тело, в голове плотный туман, виски простреливает адская боль. Я дрожу, стуча зубами, мышцы сводит судорогой.

— Эй, — хриплю я, испугавшись собственного голоса. — Проснись.

Повернув голову, слабо толкаю его в бок. Хочу вмазать от души, но на это просто нет сил. Парень безмятежно посапывает рядом, уткнувшись лицом в подушку и придавив меня тяжеленной рукой. Мои удары для него, как укус комара. Зажмурившись, я пытаюсь удержать слезы и собрать последние силы. Сердце как оголтелое колотится о ребра. Эй горячий как печка, но тепло его тела не спасает.

— Проснись, твою мать, — сиплый шепот сушит губы.

Жутко хочется пить, но я не уверена, что смогу проглотить хотя бы каплю. Горло распухло и едва пропускает ледяной воздух. Я пихаю Эйнара в бок, но сукин сын только глубже зарывается лицом в подушку.

Выползаю из-под его руки и тянусь к ночнику. Он не включается. Света снова нет. Поэтому в комнате такой адский холод. Снаружи свистит ветер, в не зашторенное окно молотят обледенелые хлопья снега. Боже, мы тут точно умрем. Не знаю, как Эй, а я точно, и возможно, совсем скоро.

За стеклом, облепленным белыми кляксами, мелькает какая-то тень. Отчаянный ужас парализует конечности, не могу ни дышать, ни думать. В тишине хруст стекла, разлетающегося на крупные осколки, звучит, как разрыв снаряда. В образовавшемся зазоре появляется мощная когтистая лапа, а следом рыжая морда с белыми полосками и блестящими в темноте желтыми глазами. Я визжу, задыхаясь от боли. Огромная кошка поджимает уши, угрожающе рычит, обнажая острые зубы в оскале и снова бьет лапой по стеклу.

Осколки осыпаются на пол. Эйнар наконец-то продирает глаза, подрывается с кровати одновременно с запрыгнувшим в комнату хищником.