Элой Рубио Антофагаста почувствовал позыв к подхалимажу — видимо, угодливость была для него естественным состоянием.

— Если не возражаете, сеньор Вега, я вас провожу.

— Как вам угодно, дружище Элой, весьма благодарен. Сразу видно, надеетесь, что авось вам перепадет еще сигарета?

— Вовсе не потому, сеньор Вега, поверьте мне.

— Ладно уж, не прикидывайтесь святошей, все мы сперва были поварами, а уж потом монахами.

Хотя ночь была прохладная, дон Марио и его новый корректор, подняв воротники пальто, пошли еще прогуляться. Когда дону Марио выпадал случай поговорить на любимые темы, ни холод, ни голод, ни жара не были ему помехой.

Пройдя порядочный кусок, дон Марио и Элой Рубио Антофагаста наткнулись на кучку людей, стоявших на углу, тут же находились двое полицейских и никого не пропускали.

— Что случилось? Какая-то женщина обернулась.

— Не знаю, говорят, преступление, зарезали двух пожилых женщин.

— Черт возьми!

В разговор вмешался мужчина.

— Не прибавляйте, сеньора, зарезали не двух, а только одну.

— Вам этого мало?

— О нет, сеньора, даже слишком много. Но все же я бы предпочел, чтобы их было две.

К группе присоединился юноша.

— Что происходит?

Ему ответила другая женщина:

— Говорят, совершено преступление, задушили махровым полотенцем девушку. Говорят, артисткой была.

— Послушай-ка, что я тебе скажу. Сегодня самый подходящий вечер нам кутнуть. Если дело у тебя выгорит, отпразднуем заранее, а если нет — ну что ж, все-таки повеселимся, а то когда еще придется. Не пойдем сейчас выпить, будешь целую ночь думать да гадать. Ты сделал все, что должен был сделать, теперь остается ждать, что смогут сделать другие. Эрменехильдо озабоченно сказал:

— Да, пожалуй, ты прав. Хожу весь день, все об одном думаю и только расстраиваюсь. Пойдем куда хочешь, ты ведь лучше моего знаешь Мадрид.

— Значит, не возражаешь, если пойдем выпить?

— Ладно, пойдем. Но как же так, без компании?

— Да уж кого-нибудь найдем. В такое время девок сколько хочешь.

Маурисио Сеговия и его брат Эрменехильдо отправились в обход по барам па улице Эчегарая. Маурисио вел, а Эрменехильдо послушно следовал за ним и платил.

— Будем считать, что нынче мы празднуем мое назначение. Я плачу.

— Хорошо. А если тебе не хватит на обратную дорогу, скажешь, я подкину.

В одной из пивнушек на улице Фернандес-и-Гон-салеса Эрменехильдо подтолкнул Маурисио локтем.

— Посмотри на этих двоих, вот безобразники. Маурисио обернулся.

— М-да, здорово. У этой Маргариты Готье и впрямь чахоточный вид, а в петлице-то, видишь, красная камелия, все как положено. Эх, брат, здесь у нас кто без стыда, тот и герой.

С другого конца зала раздался громовой голос:

— Ты не очень-то похабничай, Заднюшка, прибереги что-нибудь на потом!

Пепе Сучок поднялся с места.

— А ну, кто тут такой храбрый? Пусть выйдет со мной на улицу!

Дон Ибрагим говорил сеньору судье:

— Видите ли, сеньор судья, нам не удалось ничего выяснить. Каждый из жильцов обыскал свою квартиру, но ничего подозрительного мы не нашли.

Жилец со второго этажа дон Фернандо Касуэла, судебный прокурор, потупил глаза — он-то кое-что нашел.

Судья обратился к дону Ибрагиму:

— Начнем по порядку. У погибшей есть родные?

— Да, сеньор, есть сын.

— Где он?

— Ах, да кто его знает, сеньор судья! Это тип, известный своим дурным поведением.

— Бабник?

— Да нет, сеньор судья, он не бабник.