В конце концов я устал, продрог и вернулся в церквуху с твердым, свежепринятым решением, что жить мне больше не хочется. Я взобрался на верхушку своей святотатственной колокольни, взглянул сверху на мостовую и понял, что таким способом я не смогу.

А каким еще? Ядов у меня никаких не было, разве что марксистское бухло. Выпить пару бутылок водки? Но мой желудок всегда надежно защищал меня от крайностей алкогольного отравления; действуя на манер предохранительного клапана, он своевременно сбрасывал зловредную жидкость, не позволяя ей причинить мне серьезный ущерб, так что этот яд был не для меня — в смысле как яд.

Я лег в постель. Сон все не шел и не шел, слезы тоже. Я включил приемник в надежде послушать живой человеческий голос.

Помехи, белый шум.

Он наполнил темную спальню, наполнил меня, я вяло подумал, что он поможет мне уснуть, но он не помог. Громкий, без смысла и содержания, звук омывал меня и подхватывал, и я отдался его непредсказуемому течению, смирился и закрыл глаза.

Теперь я знал, что я с собою сделаю.

Я слушал и слушал и выключил приемник только тогда, когда на восточный край затянутого облаками неба начал выползать стылый, бесцветный рассвет.

Я пришел к девяти в «Олбани» и позавтракал с Риком Тамбером. Мы поговорили. Я сказал, что подумаю насчет возвращения. Он был рад. Судя по всему, ему казалось, что я уже оправился после вчерашнего потрясения, смирился со смертью Кристины, и это тоже его радовало. Он не знал, что я придумал эту штуку.

Он расплатился по счету и поехал в аэропорт, чтобы поймать челнок до Лондона. Я побрел сквозь редкий, подсвеченный солнцем снегопад к собору Св.Джута. Через полчаса ко мне заявились полицейские.

Томми сидел в каталажке; они пришли на квартиру его родителей, чтобы порасспросить его насчет кражи некоторого количества банок со взбитыми сливками; он оскорбил сотрудников полиции действием и оказал сопротивление при аресте.

Детектив констебль Джордан снял с меня показания. Я показал, что я не знал, что эти банки ворованные, и что я разрешил Томми вынюхать из них газ; я надеялся, что это соответствует показаниям самого Томми, но не был в том уверен. Д.К.Джордан не исключал, что против меня тоже будут выдвинуты обвинения. Они, полиция, будут поддерживать со мною контакт.

Живи я в обычном доме, они бы непременно устроили обыск на предмет наркотиков, но сделать это в соборе Св.Джута было несколько затруднительно.

— Вы используете это здание в качестве склада? — спросил Джордан, обводя глазами нагромождение ящиков, контейнеров и разнообразной техники.

— В общем-то нет, — сказал я. — Это мой дом.

Лицо полицейского выражало крайнее сомнение.

— Я занимался музыкальным бизнесом, — пояснил я. — Кроме всего прочего, наша записывающая компания продавала пластинки коммунистическому блоку, а они там очень не любят расставаться с твердой валютой, предпочитают бартер. Все это хозяйство — это то, что мы не сумели здесь продать. — Детективы переглянулись. — Если хотите проверить, свяжитесь с моим адвокатом, фирма «Макрей, Фитч и Уоррен», у них есть все необходимые накладные и таможенная документация.

Полицейские бегло осмотрели помещение — мечтая, по всей видимости, чтобы наваленные там товары оказались в действительности крадеными, — и ушли, ограничив свою добычу все той же тележкой с вынюханными банками взбитых сливок.