Скорее всего, я просто-напросто гнусный циник. Циничный гнус.

Итак, Дэниел Уэйр отправился на поиски своей прежней любви. На первый взгляд — смелое, рискованное предприятие, а что в действительности? В действительности ты попросту прячешься в кусты. Господи, на что мы только не идем, лишь бы скинуть с себя ответственность, улизнуть от своих прямых обязанностей.

Единственный мыслящий вид среди всех тварей, обитающих на этой чертовой планете, а что мы делаем? Вернее, что мы стараемся не делать?

Правильно.

Мы вербуемся в армию, мы уходим в монастырь, мы твердо придерживаемся партийной линии, мы верим тому, что написано в старых книжках и в говенных газетах, или тому, что нам говорят из того же говна слепленные политики, и мы все время стараемся не думать, стараемся переложить эту докучную обязанность на кого-нибудь другого — на кого угодно  другого. Запишемся в этот орден, подчинимся этому приказу, пусть даже нам приказали пытать и убивать, или поверим самой невероятной, неслыханной чуши, слава богу, что мы-то сами не будем виновны в ошибке.

А при чем тут мы, мы только сделали, как нам было сказано…

И любовь, она ведь, по сути, те же яйца, только в профиль.

Я сделал это для семьи, для жены и детей. Самоотверженность, упорная работа…

Кто бы спорил, это лучше, чем прямой, беспардонный эгоизм, когда мужик проматывает все деньги, лупцует жену и терроризирует детей, но разве моя попытка улизнуть от ответственности не отдает чем-то подобным? Симулировал свою собственную финансовую смерть, потом поехал черт-те куда черт-те зачем… игрушки, детские игрушки. И все с единственной целью —  спрятаться, вернуться в люльку, к сочащейся молоком сисе.

И кого же я надеюсь обмануть?

(Ответы на открытках, по адресу… )

Небо темнело, зимою дни короткие.

Я зашел в гостиницу и пообедал, мыча себе под нос свежесочиненную мелодию и изучая свежеприобретенную карту. Первоначально я думал идти самым коротким путем, по прибрежной тропинке, но сумерки быстро сгущались, а мне отнюдь не улыбалось сверзиться в темноте с какого-нибудь обрыва и поломать себе шею. Смешно бы получилось — оставаясь в живых, ввести свое завещание в действие и помереть на следующий же день.

Так что пойду-ка я по торной дороге, пусть меня лучше машиной переедет.

Я добрался до Задов Кеппоха к четырем с небольшими минутами. Новенький деревянный одноэтажный домик Джин стоял среди сосен, в близком соседстве с полудюжиной своих близнецов. Место для них выбрали красивое, с видом на каменистый берег, залив Слейт и еле проглядывавшие в вечерней дымке горы острова Скай.

В доме было темно. Я сел на забор и начал ждать. В паре соседних домиков горел свет, и я поминутно оглядывался, опасаясь, а вдруг там кто-нибудь подойдет к окну и увидит подозрительного типа… а потом я вдруг разозлился на себя, чего это я так легко смущаюсь, веду себя так, будто я и вправду в чем-то виноват. Я подпер подбородок рукой, ни дать ни взять тот мыслитель, и начал размышлять о связях между виной и смущаемостью.

В конце концов я решил, что такая задача мне не по зубам, во всяком случае — в настоящий момент. Но нельзя ли сделать из нее песню, вот в чем вопрос. Есть там эта связь или нету ее вовсе, дело десятое, а вот есть ли песня?

А кто ее знает, есть она или нет. Я сидел на заборе и беззвучно напевал другие песни — те, которые есть.

Фары я заметил еще издалека; машина подъехала к дому Джин и остановилась. Из ее окошек и сквозь ветровое стекло на меня смотрели еле различимые в сумраке лица. На дальней, невидимой мне стороне машины хлопнула дверца — кто-то, по-видимому, вышел. Я слышал голоса. Человек, вышедший из машины, разговаривал с водителем и с кем-то еще.