– Я редко подымалась сюда, – тихо заметила миссис Геддс. – Просто подметала пол, когда ён просил. Поддерживала, значицца, чистоту. Но ничо, упаси боже, не трогала.

Питт с интересом осмотрел коллекцию экспонатов. Ничего не передвигая, он отметил наличие рогатого шлема викингов, полдюжины причудливых деталей средневековых доспехов, множество отрезов бархата разнообразной яркой палитры – красных, пурпурных, золотых оттенков, – а также и более спокойных пастельно-кремовых и серовато-коричневых тонов. Среди прочего, имелись: веер из страусиных перьев, два чучела фазанов, круглый металлический кельтский щит с рельефным орнаментом, несколько мечей, копий, пик и многочисленные военные атрибуты и мундиры разных родов сухопутных и морских войск. Что подразумевала такая коллекция, невозможно было даже представить.

Служанка высказала вслух его растерянные мысли:

– Дык я ж говорила, кое-кому из евонной хлиентуры ндравилося рядицца в дурацкие одёжки.

При более внимательном осмотре суперинтенданту не удалось обнаружить ничего, что могло быть как-то связано со смертью Кэткарта. В большом гардеробе хранились многочисленные платья различной степени вычурности и пышности. И все же, учитывая, что хозяин студии часто фотографировал женщин, их наличие легко объяснялось. Имелись также и мужские костюмы разных исторических эпох, как подлинных, так и стилизованных.

На устойчивых треногах помещались четыре фотокамеры, накрытые черными покрывалами для затемнения. Питту еще не приходилось так близко видеть эти аппараты, и он разглядывал их с особым интересом и осторожностью, чтобы ничего не испортить. Они представляли собой замысловатые ящики из металла и дерева с отделанными складчатой кожей боковинами – очевидно, чтобы можно было увеличивать и уменьшать длину аппарата для изменения размера снимка. Объемом каждая камера занимала примерно кубический фут или чуть меньше, и над двумя из них поблескивали медью начищенные лампы. На полу стояло еще много других светильников с дуговыми лампочками. Томас не заметил нигде в студии запасов газа для светильников, но зато там имелось много каких-то толстых проводов.

– Лестричество, – с гордостью произнесла миссис Геддс. – Ён завел собственную машину для получения света. Динамо-машина, так вот она прозывается. Хозяин сказывал, что у нас тута маловато освещения для хорошей хватографии, разве что летом в солнечный день, да и то, верно, токмо на улице.

Питт с интересом разглядывал новые светильники. Все очевиднее становилось то, что Кэткарт относился к своей работе исключительно трепетно, как к настоящему искусству. Не жалел, короче, ни времени, ни денег.

– И всем ентим он занимался, уж будьте покойны, самолично, – прибавила служанка. – Частенько запирался в особой комнате, той, что в самом подземелье. Тама у него как бы лаболатория, полно каких-то химичеств. Запашок у них, правда, мерзопакостный. Токмо он никогда меня туда не пущал, чтобы я ненароком не наделала себе беды. Упаси боже рассыпать там какой порошок, можно и умом тронуться!

– А он хранил здесь какие-то готовые фотографии? – спросил суперинтендант, с любопытством окидывая взглядом студию. – Те, что сделал недавно или в последние дни?

– Ну да, вон в тех ящщиках. – Женщина показала на большой застекленный шкаф, стоявший слева от Питта.

– Отлично, спасибо.

Полицейский открыл дверцы и, по очереди выдвигая ящики, занялся изучением снимков, внимательно разглядывая каж