— Я вижу, что они мало чем похожи на живых детей! Мы превратили их в каких-то кибернетических роботов.

— Но им это нравится! Человек не может страдать о том, о чем он даже не подозревает. Это невозможно.

На какую-то секунду возникла тишина, даже шаги Дрима затихли. Мира опять затаила дыхание, стараясь не замечать, что в груди болит все сильнее.

— В этом ты права, — наконец, согласился он.

Голос его прозвучал так, будто Дрим рукой выдавливал его из горла. Еще немного помолчав, он добавил:

— Но не страдать — еще не значит быть счастливым.

— Ты тоже прав, — отозвалась Неда. — Только, думаешь, они стали бы счастливее, если бы впридачу к нашему миру мы подарили бы им и правду об их положении? Никакие впечатления не вытеснили бы ужаса и отчаяния, которые жили бы в них постоянно.

Дрим отрезал:

— Мы все смертны.

— Но они вдобавок еще и чувствовали бы себя отвергнутыми! Не такими, как все. Думаешь, многие из них справились бы с этой болью?

В его словах прозвучала горечь, хотя он негромко усмехнулся:

— И поэтому мы годами обманываем их… Читаем сказки только про животных, а то не дай Бог узнают, что у людей тоже бывают мамы и папы, дедушки и бабушки. И что ребенок, как правило, не из пробирки появляется… Мне представлялось это святой миссией… Но это отвратительно — то, что мы делаем!

Теперь Неда заговорила совсем тихо:

— Я знаю, как ты переживаешь из-за этой девочки. Она ведь старше других.

«Я?! — Мира вздрогнула и еще теснее прижалась к стене. — Это обо мне?»

— Да. Она старше других.

— Но они все уже… в этом возрасте.

Высокий отрывистый смех Дрима прозвучал, как плач:

— Выходит, все мы скоро вернемся в свой мир!

Едва не вскрикнув, Мира до боли вдавила затылок в деревянную плашку: «Все? Так мы увидим, что там — за Стеной?!»

— И будем только изредка, за чашкой кофе, вспоминать наших маленьких воспитанников… Нет! — сам себя оборвал Дрим. — Мы будем гнать эти воспоминания. Человеку ведь свойственно очищать свою память от тех эпизодов, когда он показал себя последней сволочью.

— Мы не последние сволочи! Не мы устроили тот взрыв. И опыты не мы проводили!

— Но разве мы что-нибудь сделали, чтобы эти подонки лишились власти?

Неда беспомощно вздохнула:

— Да что мы могли? Дрим, мы заботимся об этих несчастных детях. Разве это мало? Мы любим их!

— Любим?! — он опять захохотал, забыв о раскрытом окне. — Да Руледу всю перекашивает, когда чья-нибудь морщинистая ручка невзначай коснется ее! Только невзначай, осознанно прижаться к ней никому из них и в голову не придет. Она расхаживает между ними, словно опутанная колючей проволокой.

— Я уже подумывала заменить ее, — пробормотала Неда. — Но это не так просто. До сих пор такого не случалось, все мы с ними с самого начала. Как можно объяснить детям появление нового человека? Откуда он взялся, если по нашей версии людей, кроме нас, вообще нет?

— А мы — люди? — спросил Дрим.

Пропустив его вопрос, Неда устало продолжила:

— А Руледа… Наверное, у нее просто кончилось терпение. Ты же сам знаешь, чего это стоит: постоянно держать себя под контролем, следить буквально за каждым своим словом! Чтобы даже не намекнуть им на то, о чем знать не положено. Она не рассчитала свои силы. Молодость проходит… В студенчестве мы все были энтузиастами.