— Да нет… Эви, слушай! Раньше мне ведь легче было залезать на дерево.
Оттого, что эти слова прозвучали, они показались еще страшнее.
С трудом выпрямившись, он спросил:
— Что ты сказала? У меня в ушах ветер шумит.
— А в том году так шумело, когда ты наклонялся? — быстро спросила она, стараясь не слушать сердце, которое кричало громче ее, только никто не различал его голоса.
У Эви жалко дернулись плечики:
— Не помню я! Целая зима прошла…
— А я помню, — прошептала Мира. — Сейчас уже помню. Только… Как это может быть?
— Теперь я вообще ничего не слышу, — рассердился мальчик. — Ты сама с собой разговариваешь?
— Почему мне страшно?
— Что? Говори громче!
Она опомнилась:
— Лови еще! Да ты попробуй их, знаешь, какая вкуснятина… Я скоро целое дерево съем.
Чтоб он видел, Мира сунула ранетку в рот. На зубах вкусно хрустнуло и растеклось по языку.
«Нечего думать об этом! — Мира жевала так яростно, что от ранетки в два счета ничего не осталось. — Я спрошу у Дрима, и все сразу выяснится. Он ведь скажет мне. Он скажет…»
Прервав ее мысли, Эви попросил:
— Нарви побольше. Нашим отнесем.
— Ну да! Чтоб мне влетело за то, что я на дерево лазила? Вот спасибочки!
— А нельзя?
Ей даже стало смешно: «Вот глупый!»
— Конечно, нельзя! Ты же сам говорил, что я сорваться могу. И они тоже самое скажут.
Ей вдруг, как в виртуальной игре, увиделась она сама, лежащая под деревом. Ноги были некрасиво раскинуты, и одна штанина задралась почти до колена. А голова оказалась как-то неловко свернута на бок и сочилась кровью… Мира быстро сморгнула картинку: «Ничего же не случилось!»
Эви ворчливо потребовал:
— Давай-ка, слезай оттуда! Не надо никаких ранеток. Еще рухнешь вниз… Машешь руками!
— Сейчас, — она стала срывать маленькие яблочки, висевшие совсем рядом. — Я вот только эти…
Сунув одно в рот, Мира с жалостью смотрела, как Эви ползает под деревом, и подумала, что, может, и стоило попросить кого-нибудь из взрослых слазить за ранетками. Это же не труднее, чем крутить педали или бегать…
Ей тоже всегда хотелось побегать, и временами даже казалось, что когда-то у нее получалось это. Но Мира тут же вспоминала, что этого просто не могло быть, ведь раньше она была еще меньше, а значит — слабее. Но оставалось ощущение, что бег знаком ей, что память об этих движениях живет где-то в ногах, если только такое возможно…
Она крикнула:
— Я спускаюсь!
И осторожно поползла по стволу, нащупывая ногой каждую ветку. Эви принялся руководить снизу:
— Левее давай! Мимо встанешь. Еще, еще!
— Я, кажется, сто лет слезала…
Никогда еще земля не казалась Мире такой надежной. Она даже притопнула, чтобы утвердиться в этом, и насмешила Эви. Зубов у него почти не было, но Дрим уверял: «Когда станешь таким, как я, они снова вырастут. Уже ведь раз выпали все до одного, и ничего — выросли!»
А у Миры почему-то все были на месте, кроме самых дальних, за щеками, и многие воспитатели говорили, что у нее красивые зубы. «Крепкие», — добавляли некоторые с каким-то удивлением.
— Ты все собрал? — спросила она и пристально огляделась, подумав: «У этих ранеток странный нрав — так и норовят улизнуть под лопух, чтобы потом достаться какой-нибудь птице или белке».
Так и оказалось. |