В крепости случайно оказалась одна из вдов Тимура. Когда Шах-Малик стал готовиться к штурму, чтобы выбить соперника, царица вышла на башню и с плачем начала уговаривать его помириться, вспоминая мирные, добрые времена при Тимуре. Обескураженный Шах-Малик опасался подать сигнал к решительному штурму. Он сидел у стен крепости так долго, что даже Шахрух забеспокоился и отправился на выручку с войском из Герата.

Улугбек, отдыхая в Самарканде, со злорадством следил за этой игрой в кошки-мышки. Шах-Малик понимал нелепость своего положения и все больше приходил в ярость. Он был готов на все, чтобы положить конец затянувшейся бесславной драке.

И такой случай ему скоро представился. Шах-Малику удалось тайно подкупить одного из нукеров соперника. После этого он сделал вид, что хочет идти на мировую, и предложил Шейху-Нураддину выйти из крепости на переговоры. Шах-Малик обещал явиться в назначенное место безоружным, в сопровождении только двоих нукеров.

Утром Шейх-Нураддин вышел из крепости и остановился на пригорке, поджидая Шах-Малика. Его сопровождали тоже двое нукеров, но он не подозревал, что один из них - предатель. Подошедший Шах-Малик приветливо раскланялся и сказал, что готов забыть все прошлые обиды. Власть и славу они как-нибудь поделят...

Обрадованный Шейх-Нураддин бросился обнимать вновь обретенного друга. И в этот момент подкупленный нукер по знаку Шах-Малика всадил своему эмиру кинжал в шею.

Предательство никого особенно не удивляло в те времена. Оно считалось вполне допустимым в борьбе за власть. Но все-таки поступок Шах-Малика был настолько коварен и вероломен, что им возмутился даже Шахрух. Вероятно, и Улугбек не упустил возможности настроить отца против зарвавшегося и так опозорившегося опекуна.

Прибыв в Самарканд, Шахрух не стал жить в городе, а разбил свои шатры на равнине Кангиль, где любил располагаться станом Тимур. Этим Шахрух как бы подчеркивал, что вовсе не желает долго оставаться в здешних краях.

Через несколько дней в стан привезли отрубленную голову Шейха-Нураддина и положили к ногам Шахруха. Со смешанным чувством внутреннего ликования и какого-то ужаса смотрел на нее Улугбек. Все ведь могло обернуться иначе, и кто знает, не лежала бы тогда его голова у чьих-либо ног? Но теперь, к счастью, все кончилось, и, кажется, наконец-то он обретает свободу!

Вскоре перед шатром Шахруха появился и притихший, сразу потерявший всю свою властность эмир Шах-Малик. Шахрух встретил его ругательствами и гневными упреками. Предателя нукера тут же перед шатром наказали палками. Это была достойная приплата к тем деньгам, что он получил за подлое преступление. Потом обоим было приказано исчезнуть с глаз повелителя.

Но гнев Шахруха не был искренним, в большей степени - дипломатическим шагом: ведь у Шейха-Нураддина осталось немало весьма влиятельных родичей, и они могли начать мстить за убитого. Поэтому Шахрух сердился на Шах-Малика больше напоказ. Вскоре он снова приблизил его к себе и даже назначил правителем Хорезма.

Но Улугбека это уже мало интересовало. Главное - он становился хозяином Самарканда.

Провожая отца, он впервые устроил пир как полновластный правитель. Звенели струны кобуза, иволгой заливалась флейта. По знаку Улугбека слуги один за другим вносили богатые подарки и с поклонами раскладывали их перед Шахрухом. Даров оказалось так много, что Шахрух забеспокоился.

- Не забывай мне вовремя присылать доходы в Герат, - ворчливо сказал он, - и уважай достославных святых шейхов Самарканда. Они будут твоими наставниками. Слушайся их!

- Конечно, о мой отец и повелитель! - беззаботно ответил Улугбек.

ДВОРЦОВЫЙ ПЛЕН

Несовместимых мы всегда полны желаний:

В одной руке - бокал, другая - на коране.

И так вот мы живем под сводом голубым:

Полубезбожники и полумусульмане.

Наконец он свободен! Ему шел восемнадцатый год, и теперь он стал полновластным хозяином Самарканда.