Пескова Михеев и попросил приглядеть за стойкой пару минут, пока он спустится вниз за таблетками. Песков согласился. Михеев стремительно пересек вестибюль и ринулся вниз по служебной лестнице в диспетчерскую. А швейцар Песков облокотился о стойку. За его спиной негромко журчал фонтан.

Этот фонтан с разноцветной подсветкой в центре вестибюля считался одной из достопримечательностей казино. В день открытия «Красного мака» фонтан бил не водой, а красным французским вином десятилетней выдержки. Фонтан изображал Фортуну с рогом изобилия в руке, у которой, правда, отчего-то были завязаны глаза, что делало ее подозрительно похожей на слепую богиню правосудия.

Песков грелся и слушал фонтан. На мониторе у двери, показывавшем подъезд, двор и стоянку, появилось изображение машины. Чей-то лимузин двигался в конце освещенной подъездной аллеи. Песков вздохнул и направился к входной двери встречать очередного клиента. И тут услышал за спиной тихий скрип и стук. Это открылась и закрылась дверь туалета. Дверь темного мореного дуба с ярко начищенной, сияющей, как солнечный зайчик, позолоченной ручкой.

* * *

Салютов стоял на застекленной веранде, превращенной в зимний сад, и наблюдал, как в дверях водитель Равиль разговаривает с его сыном Филиппом. С некоторых пор Салютов и Филипп с трудом обходились без посредников. В разное время в разных обстоятельствах посредниками бывали и Китаев, и Равиль, обслуживавший непосредственно семью, и вдова старшего сына Марина Львовна, и главный менеджер игорного зала Жанна Марковна.

С некоторых пор для того, чтобы донести до младшего сына свою волю или свои пожелания, Салютову приходилось прибегать к помощи третьих лиц. Один на один у них разговора не получалось. Вот и сейчас Равиль был послан сказать Филиппу, что семья не желает видеть за поминальным столом его дружка, которого он с некоторых пор всюду таскает за собой и которого все в «Красном маке» знают лишь по его прозвищу — Легионер.

Поминки должны были начаться уже четверть часа назад. Стол для семьи накрыли не в ресторане, а наверху, в банкетном зале, возле кабинета Салютова. Стол был накрыт на пятерых — то есть только на семью и особо приглашенного Глеба Китаева.

Салютов с тоской вспомнил иные столы и иные времена. Сколько приглашенных было пять лет назад здесь, в ресторане, по случаю открытия «Красного мака»! А сколько гостей собралось на свадьбу сына Игоря и Марины годом позже, а еще годом позже на крестины внука-первенца. Да и во время похорон Игоря сорок дней назад на Николо-Архангельском кладбище и на поминальной тризне было море людей и море цветов. И вот изо всех осталось лишь пять человек: трое мужчин и две женщины. И даже в таком узком семейном составе они все никак не могут начать поминки, потому что...

Потому что, видите ли, его младший сын Филипп — по-домашнему Липа, этот самовлюбленный, эгоистичный, избалованный разгильдяй, заявил им всем — отцу, старой бабке и вдове своего брата, что, если они не пригласят этого гребаного Легионера, его ноги тоже не будет в банкетном зале!

Он, щенок, смеет ставить семье условия в такой день, когда... Салютов почувствовал, что у него темнеет в глазах. Он видел, что Филипп, разговаривая с Равилем, все время смотрит в сторону зимнего сада. Значит, он видит отца и сознательно нарывается на скандал. Ну что ж, кто посеет ветер, тот пожнет... Громкие быстрые шаги за спиной, скрип паркета.

— Валерий Викторович! Скорее!

Салютов круто обернулся. Прямо на него несся охранник из дежурной смены игорного зала.

— Что вы так кричите? Я же не глухой. Охранник наклонился к Салютову, и по его лицу, тревожному и изумленному, тот, еще не слыша новостей, понял — что-то стряслось. Причем только что, несколько минут назад.

* * *

Глеба Китаева вызвали в вестибюль с пульта охраны, куда он спустился сразу же, как только недоразумение с проигравшимся в «блэк джек» клиентом было общими усилиями кое-как улажено и замято.