— С Тетериным у вас какие были отношения? — спросил он Пескова.

Тот, наверное, в десятый раз пожал широкими плечами и сухо ответил:

— Нормальные, рабочие.

— Ну, спасибо, можете идти. А оружие мне придется пока у вас изъять.

Песков четко, по-военному повернулся и вышел за дверь.

Промаршировал...

Колосов сел на свое место. Пистолет Пескова он завернул в крахмальную салфетку, взятую с прибора.

— Это какое-то недоразумение, — произнес Китаев, — что он тут нам наплел? Очумел, что ли? Или пьян?

— Видите, оказывается, один свидетель у нас все же есть. — Колосов выглядел скорее обрадованным, чем грустным.

— Да что он тут плел про Филиппа, про Жанну? — повысил голос Китаев. — Что ей-то делать в мужском туалете?

— Она курит? — спросил Никита.

— Да, — ответил Салютов.

— А ваш сын, Валерий Викторович? — Нет.

— Пожалуйста, пригласите его подняться сюда к нам, — Колосов обратился к Китаеву.

Китаев, в свою очередь, глянул на Салютова. Тот смотрел в окно. Китаев отошел к буфетной стойке, уставленной нетронутыми закусками, там стоял и телефон. Он позвонил, сказав, чтобы отыскали Филиппа Валерьевича и пригласили его к отцу.

— Сколько вашему сыну лет? — спросил Никита Салютова.

— Двадцать пять.

— Молодой, — Никита констатировал это словно бы с сожалением.

ФИЛИПП

Китаев нахмурился: подобные сведения являлись секретом службы охраны.

— Просматриваются внешний подъезд, автостоянка, Большой зал, бильярдная, зал игровых автоматов, ресторан, бары, — ответил сам Салютов.

— А здесь наверху? — поинтересовался Колосов.

— Нет.

— Лестницы, кухни, служебные помещения?

— Лестницы.

— Ясно. Я бы попросил до выяснения обстоятельств представить нам пленки со всех камер, которые сегодня вечером работали и не были по каким-то причинам сломанными.

Салютов кивнул: хорошо. А лицо Глеба Китаева еще больше помрачнело. Он хотел что-то возразить, но тут открылась дверь и вошли двое мужчин. Один был высокого роста, крепкий, хорошо сложенный блондин с очень короткой и стильной стрижкой. Лицо его было бы почти красивым, если бы не перебитый нос. Одет он был совсем не в стиле «Красного мака» — в свитер из грубой шерсти и жилет из защитной плащевки со множеством карманов на груди, какие предпочитают путешественники и военные корреспонденты.

Его спутник был ниже ростом, моложе, субтильнее: узколицый, бледный, худощавый парень, облаченный в длинное, до пят, супермодное зимнее пальто из альпаки с внушительным бобровым воротником, который болтался на его узких плечах словно меховой хомут. Салютов кивнул на него Колосову:

— Мой сын Филипп.

Никита хотел спросить: а кто же это другой с ним? Личный шофер, телохранитель? Потому что блондин в жилете путешественника был весьма похож на человека именно этих профессий. Но Никита не успел удовлетворить любопытство: Глеб Китаев весьма бесцеремонно и молча начал теснить парня за дверь. Блондин, однако, уперся. Неизвестно, чем бы закончилось это молчаливое противостояние людей, равных по силе, если бы не раздраженный приказ Салютова:

— Да скажи ты ему, чтобы он убрался! Тут у милиции к тебе серьезные вопросы!

От этого резкого окрика Колосову стало как-то... «Не по себе» — это было неточно. Просто его поразило, как был способен меняться голос этого человека.