— Мя-у! — потребовал кот, трогая лапой ногу профессора, словно хотел сказать: «Я знаю, у вас тут бифштексы, где моя доля?»

— Ладно, — пробормотал профессор. — Упрямец!

Он аккуратно отрезал кусочки бифштекса и бросил коту, который стал подбирать их с пола. Затем, наевшись, кот замурлыкал и потерся о ногу Джона.

Раздался смех, похожий на смех Люка, но оказалось, что это смеется профессор.

Старик нагнулся и погладил голову кота:

— Нужно дать тебе имя. Думаю, Винсент подойдет.

— Как Винсент Ван Гог, — сказала Ники, — у него тоже не было уха, как у нашего кота. Художник отрезал его себе при попытке самоубийства.

— А что, все художники склонны к самоубийству? — спросил Люк.

— Конечно, нет, — сказал дедушка. — Искусство пробуждает в человеке самые лучшие чувства.

— Генри Джеймс сказал, что искусство — это наша жизнь, — добавила Ники. — И что не существует замены силе и красоте этого процесса.

— Верно, — согласился дедушка. Он строго посмотрел на внука. — Искусство во всем, что мы делаем, и оно не должно быть ограничено куском камня или краской на холсте.

— А как же наука? — спросил Люк, улыбаясь Ники.

Джон кивнул.

— И наука.

Ники пнула Люка под столом:

— Не стройте иллюзий, Джон. Люк прагматик. Теории и концепции искусства слишком абстрактны для него.

Люк обратил внимание, что Ники не сказала, что любовь была тоже слишком абстрактна для него.

Ники не занималась картинами профессора уже несколько дней. Утром они славно поработали на свежем воздухе, и теперь казалось странным сидеть в этой тихой комнате.

«Сконцентрируйся», — велела себе Ники.

Она пристально смотрела на картину Мэри Кассатт — портрет матери с ребенком. Иногда она желала родить ребенка, такого, как на картине, зачатого в любви и с надеждой на будущее.

Девушка вздохнула и подняла картину. Нужно вернуть ее в спальню, где она висела много лет.

— Что ты несешь, Николь? — спросил профессор, когда она вошла в зал.

Ники замерла, едва не уронив картину, понимая, что Джон не должен видеть портрет, который слишком напоминал жену профессора.

— Ээ… ничего. Просто убираюсь.

Джон протянул руку. С болью в сердце Ники подала ему картину. Она смотрела на лицо Джона, в котором отразилась боль утраты от потери женщины, которую он любил больше жизни.

Через бесконечную секунду портрет упал на пол. Джон сел на стул и закрыл лицо руками. Слезы катились из-под его ладоней.

Ники почувствовала, что плачет сама.

Люк наблюдал за дедушкой и Ники из другого зала.

Он испугался. Нет, он просто ужаснулся.

Пытаясь сохранить спокойствие, Люк сжал кулаки. Он видел перед собой настоящую любовь, а также невыносимую боль, которую она причиняла. Жизнь преподала ему слишком жестокий урок, а ведь ему тогда было всего лишь семнадцать… Никогда нельзя желть слишком многого, нельзя надеяться, потому что мечты терпят крах в мгновение ока.

И все же Люк видел в Ники яркий свет любви, которой сам он не доверял, любви, которая вдруг стала нужна ему…

Впервые он понял, что выстроил стену вокруг своего сердца. Он строил ее год за годом. Говорил, что хочет свободы, и лгал самому себе, чтобы не испытывать боли.

Теперь Люк должен был решить, как жить дольше.

— Ники, — прошептал он, но она не слышала его. И Люк понял, что не знает, что сказать.

Глава восьмая

— Мяу!

— Ну же, прыгай!

Люк наблюдал, как дедушка играл с Винсентом, который вертелся волчком, громко мяукая.