— Ну и что ты об этом думаешь, Леонид Николаич? — спросил Петрухин.

— Я думаю, что ты прав: блядство. Вот встретишь на улице морского офицера: черная форма, золото, кортик на боку… Во, думаешь — о-го-го! Крейсера, субмарины. Мощь и гордость державы! А держава загнала его в клоповник с наркоманами, с Русланчиками и Асланчиками, и плюнула на него. И вот он теперь каждый день думает: изнасилуют его жену и дочку или только ограбят?.. Тьфу!

— М-да, товарищ майор… Ваши благородные эмоции понятны, но к нашему делу прямого отношения не имеют, — ответил Петрухин и вытащил из кармана сотовый телефон.

— О, да ты заматерел…

— Олигарх Голубков, он же Витя Брюнет, снабдил средством связи….

— Кому звонишь?

— Ему и звоню, — ответил Петрухин и набрал номер Брюнета. — Очень я, Леонид Николаич, хочу познакомиться с водителем Строгова.

Водителю Игоря Строгова было около сорока пяти. Он представлял собой классический тип профессионального питерского водилы из тех, что водили когда-то «номенклатуру» — хитрый, наглый, умеющий заколымить. Раньше они рассекали на черных «Волгах» с номерами и «непроверяйками», которые автоматически избавляли их от объяснений с сотрудниками ГАИ. Нынче хозяева (а соответственно, и сами шофера) пересели на джипы, «вольво» и «мерсы»… многие при этом сохранили и «крутые» номера.

Водителя Строгова звали Николай Иванович. Он был грузным, плотным, но довольно подвижным. Вылезая из «фронтеры», он окинул «антилопу» Купцова презрительным взглядом. На дороге такие орлы любят катить в левом ряду, сигналить дальним светом: дорогу! Белый человек едет!

Николай Иванович вылез из джипа, презрительно посмотрел на «антилопу» и собрался пройти в офис.

— Николай Иваныч, — окликнул его Петрухин. Водитель остановился. — Здравствуйте, Николай Иваныч… меня зовут Дмитрий Борисович. Это насчет меня вам звонил Голубков. Быстро вы приехали.

— А… да, да… очень приятно. Я… чем могу помочь? — сказал водила, обшаривая Петрухина и Купцова глазами. Он совершенно не был похож на человека, который хочет кому-либо помочь. По крайней мере — безвозмездно. И уже тем более — двум голодранцам на гнилой «шестерке». Но в данном случае он имел приказ босса и старался держаться любезно. И Петрухин, и Купцов раскусили водилу сразу: шестерка. Но козырная шестерка.

— Нам нужно поговорить с вами о событиях двадцать третьего апреля, — сказал Купцов.

— А что… двадцать третьего апреля? — спросил, морща лоб, водила.

— Неужто забыл, Николай Иваныч? — весело произнес Петрухин. — Ты же убийц возил по Питеру двадцать третьего-то… а?

— А… ну да, ну да… Просто время-то идет, столько всего, знаете, происходит. Голова крУгом, извиняюсь.

— Да, конечно, масса событий — первомайская демонстрация трудящихся, парад планет, на носу инаугурация Президента… где ж обо всем упомнить? Особенно о каком-то сраном убийстве в вашем офисе. Обычное дело — заместителю директора отстрелили полголовы. Было бы о чем говорить…

— А я ничего… я в ментуре все рассказал.

— Молодец, умница. А теперь расскажите все нам.

— А… что? — снова спросил Николай Иванович, морща лоб, изображая «мучительную работу мысли». Он отлично знал, что деваться ему некуда, а тянул резину просто по привычке, по складу характера, не желая отдавать кому-то что-либо «за бесплатно».