Одно слово, дипломат.
— Ладно. Надо отоспаться.
Оба умолкли на узких кроватях под мерное гудение кондиционера. Веденеев лежал с открытыми глазами и думал о собственной мнительности. Для сотрудника ФСБ это палка о двух концах. Мнительность может спасти тебя от верной смерти, мнительность может и погубить.
Нужно позволять ей нашептывать все что угодно. Если затыкать уши, она будет громко кричать.
Нужно кивать ей: отлично, я все понял. А делать по-своему, отсеивая полезные зерна от плевел.
На работе Веденееву почти всегда это удавалось. В личной жизни — нет. Он дважды разводился и оба раза так и остался в неведении, насколько оправданными были его подозрения. Человек, привыкший обращать внимание на каждое слово, каждый пустяк, он до сих пор даже задним числом не мог сделать окончательный вывод: изменяли ему жены или нет?
Он чувствовал, что для женщин нет постоянных правил и принципов, нет правого и левого, верха и низа — все решается здесь и сейчас. И это сбивало его систему координат, наделяло внутренний голос большими, чем обычно, правами.
При себе они имели российские загранпаспорта на чужие фамилии. Эти документы они предъявили, когда брали транспортное средство напрокат, данные именно этих паспортов были внесены в авиабилеты.
Ключ от минивэна лежал в кармане у «водителя» — Олега. Обнаружив машину на месте, они с напарником первым делом проверили незаметные постороннему глазу метки. Все в порядке: никто не дотрагивался до дверцы и стекол, не пытался проникнуть внутрь. Можно садиться и ехать.
Выбравшись на спиральный съезд, медленно скатились на первый этаж. Здесь от них приняли плату и выпустили наружу, приподняв легкую, чисто символическую загородку. Веденеев сразу повел машину в заранее выбранное место, укрытое от посторонних глаз.
Сейчас, с началом последней фазы операции, его глаза превратились в сканирующие устройства. Все вокруг оценивалось как сомнительное или нейтральное: авто, блюстители порядка, прохожие в длинных, до пят, накидках-биштах и платках-куфиях, фигуры за прозрачными витринами, лица в раскрытых окнах домов.
Все было важно, все могло сыграть в плюс или минус: сегодняшняя температура воздуха, ветер с песком или безветрие. Даже число верблюдов, привезенных на «конкурс красоты», — вот их ведут под уздцы по тротуару, украшенных шелковыми лентами и крупными монетами, с колокольчиками на шеях, бубенцами на ногах и небольшими ковриками на спинах.
Еще вчера напарники перекинулись бы словом по поводу этой процессии, растянутой по всему городу. Но сегодня оба были слишком сосредоточены. По мере удаления от центра с его отелями, банками, представительствами транснациональных корпораций все меньше становилось высотных зданий. Дома принимали традиционный восточный облик: на улицу смотрели непроницаемые, без единого окна стены, только зелень внутренних двориков осторожно выглядывала из-за глухих заборов.
Веденеев заехал в узкий тупик, огражденный с трех сторон стенами из местного камня, а с четвертой — плотными декоративными кустами.
Напарник прилепил к левому борту минивэна заготовленный для надписи бумажный трафарет.
Медленно водя распылителем, Олег старался добиться наилучшего результата: буквы должны быть закрашены равномерно и густо, но за границы трафаретной полоски не должна брызнуть ни одна капля.
Надпись повторили на другом борту и сзади — везде Олег действовал с одинаковой тщательностью. Пашутинский держал в руках тряпку, чтобы стереть лишние брызги, но воспользоваться ею так и не пришлось. Оба молча вернулись в машину — один на водительское место, другой на пассажирское.
Теперь свежие надписи у них на комбинезонах соответствовали таким же, только более крупным, на минивэне. Оба окончательно стали похожи на гастарбайтеров — сотрудников фирмы, отправленных с утра по делу. |