Они слышали о нем, слышали, что он святой, что идет с миссией милосердия.

– Последнее верно, – говорил он им, – но вы не учитываете, какие трудности встретите, отправившись вместе со мной.

Они улыбались. Нет, ему необходим кто‑то, кто защитит от зверей и покажет тропинку.

– Смешно! Укажите мне правильное направление и я буду там, – заметил он. – Да, вы будете со мной в большей опасности, чем путешествовали бы одни.

Но они снова засмеялись и отказались показать дорогу, пока им не будет позволено сопровождать его.

– Но это может быть смертельно, находиться со мной так долго! – запротестовал он.

Но они были непреклонны.

Он вздохнул.

– Очень хорошо. Проводите меня туда, где я мог бы остаться совершенно один и спокойно провести день, два. Это будет расход драгоценного времени, которое не должно было бы быть потеряно. Но я должен попытаться защитить вас, раз нет другого пути, кроме того, что предлагаете вы.

Он сделал, о чем говорил, и они смеялись и танцевали один с другим, предвкушая свое участие в грандиозном приключении. Хейдель ван Химак, зеленоглазый святой со звезд, пошел как обычно помолиться за их спасение и за успех экспедиции, а также предпринять меры по их защите.

Два или три дня, путешествуя, они разговаривали с ним. Он пытался усилить катарсис, чтобы запастись энергией. Ребенок лежал, умирая в Италбаре, и он шел, чтобы увеличить продолжительность ее дыхания.

Голубая Леди советовала ему подождать, но он думал о дыхании и о сокращениях большого сердца, что когда‑то было крохотным. Он отправился после пятнадцати часов и это было ошибкой.

Лихорадка двоих из девяти компаньонов подкралась незаметно из‑за крайне изнуряющей жары леса. Они скончались в полдень второго дня. Он даже не в силах оказался определить, что это была за болезнь из того множества возможных. Вероятно еще и потому, что не очень то и пытался. Раз человек мертв, он придавал значение более насущным вещам. Вдобавок из‑за крайней усталости он пожалел силы других даже на приличествующую похоронную церемонию, и они ему потворствовали. Он бросил это дело до следующего утра, когда двое из оставшихся семи не проснулись, и ему пришлось быть свидетелем одного и того же обряда большее количество раз. Он сыпал проклятиями на других языках, когда помогал готовить могилы.

Безликие, смеющиеся существа – так он их представлял – теперь с выражением одержимости на лице и недостатком смеха. Их рубиновые глаза расширялись и вспыхивали при каждом звуке. Шесть пальцев на руках дрожали, сжимались, были мучительно сведены. Теперь до них стало доходить. Теперь было слишком поздно.

Но в два или три дня… Шел третий день и гор нигде не было видно.

– Глэй, где горы? – обратился он к кашляющему человеку. – Где Италбар?

Глэй пожал плечами и указал вперед.

Солнце, гигантский желтый диск, был полон, но невидим с их тропинки. Его лучи пробивались сквозь звездовидную листву, но повсюду пропадали, и все пространство покрывала сырость или растущие грибки. Небольшие зверьки или огромные насекомые – он не знал какие – кидались в стороны от тропинки, крались за ними, верещали в кустах и передвигались по веткам. Крупные создания, которых он ожидал, никогда не появлялись, хотя и слышалось их шипение или посвистывание, или их лай, часто не так уж и далеко; и однажды звук чего‑то огромного, продирающегося через лес, раздался рядом, почти на расстоянии вытянутой руки.

Он все это воспринимал с горькой иронией.