– Хорошо, – не оглядываясь, повторил я.

– Чистое…

– Я зайду, Андрей Валерианович. Обязательно. Но не сейчас…

Его глазки слезились от старости, он был жалок своим одиночеством. Я взглянул на него и узнал себя. Мне стало неприятно.

– Мне хотелось бы оставлять мотоцикл в тамбуре, – резче, чем следовало, произнес я.

– Конечно, конечно, конечно, – торопливо забормотал старик. – Когда вы хотите их посмотреть?

Я промолчал, он потоптался и ушел.

В темное оконное стекло билась ледяная вода, в его верхнем углу двоилось отражение света голой электрической лампы. Как два желтых глазка на дымчато-черном, прозрачном крыле Стикса. Стикс – редкий подвид Аполлона дельфийского, встречается только на высокогорье. Я видел брачный танец пяти Стиксов. В провале узкого ущелья внизу – темная вода ледяной реки, текущей по дну ущелья, вверху – на голубом фоне неба пять серебристо-черных переливчатых звезд. То пентаграммой вниз, то пентаграммой вверх. Таким и должен быть мрачный посланник Аида.

Я не коллекционирую бабочек в прямом смысле слова, но собираю их воображением с детства. Мне хотелось бы этого избежать, но собирательство превратилось в привычку. Не люблю насекомых, бабочек тем более. С их жилистых крыльев сыплется перхотью чешуя, пачкая пальцы. Их водянистое тельце упаковано в волосатый хитиновый футляр. На каждой лапке по паре коготков, их обманчиво деликатные прикосновения омерзительны до тошноты. Они вытягивают хоботок и касаются крошечными ножками, пробуя вкус моей кожи внутренними сенсиллами, и меня до костей пробирает дрожь. Я не беру их в руки, противно. Но меня к ним тянет, несмотря на запрет. Мое воображение распинает их на куске пенопласта швейными булавками, забитыми в грудь и крылья. И оставляет умирать. Так лучше. Для меня.

Два желтых глазка, не мигая, смотрели мне прямо в лицо. И я вспомнил кофейные глаза бабочки-зебры. Вернее, я ее не забывал. И понял, в чем дело, – она смотрела на меня из-под черных, змеиных бровей. Ее глаза не приглашали, не предостерегали, они подстерегали. Мое «нигде» научило ее смотреть на меня исподлобья. Можно было упростить задачу, но я злобный трутень, бьющийся башкой об стекло рядом с открытой створкой окна. Легкий путь скучен, я намерен получить свое без поддержки. Я знал, что она не позвонит. Так и вышло.

– Как ты меня нашел?! – изумилась она.

– Надоело ждать, – ответил я. – Знал, что не позвонишь.

– Я тебя забыла, – растерянно сказала она.

– Я понял. – Я застал ее врасплох, она не ждала.

– Как ты меня нашел?! – В ее голосе был слышен металл.

– Ты сама этого хотела. Или зачем ты дала свой телефон?

– Это не так! – возмутилась она.

– Я охочусь за бабочками, имитирующими глаза позвоночных животных. В моей коллекции обнаружилась существенная брешь – кофейные глаза. Я до смерти хочу заполучить их.

Но я вдруг осознал: сегодня мне не повезет.

– Мне не понять. Я не коллекционер, – согласилась со мной она.

– Я научу. Не бойся, – я почти просил.

– Не хочу, – отрезала она. – И точка.

– Неправда! Мы похожи! – Я почти кричал.

– Разве?

– Жара и кофе, – почти взмолился я.

Она выключила меня, не дослушав. Сука! Я был раздавлен. Но чем ценнее предмет, тем сильнее мне хочется им владеть. Бабочка-зебра не была бесценной, но могла стать, если я ее не раздобуду.

– Сука! – выругался я.

Бабочка с мужским именем Саша вызывающе рассмеялась в ответ.