— Сейчас я приглашу сюда полицейских, участвовавших в операции, и в вашем присутствии допрошу их, — предупредил Пьер Эжени. После чего задал еще один непривычный уху русского зэка вопрос: — Вы согласны?

Иванов судорожно кивнул.

В кабинет вошел первый полицейский.

— Вы видели этого человека? — спросил Пьер, по — казывая пальцем на Иванова. Полицейский посмотрел.

— Да, узнаю. Это преступник, который взял заложников.

— Вы уверены?

— Уверен.

— Что он делал, когда вы оказались в помещении?

— Он стоял на коленях, вот так, чуть боком, — стал вспоминать полицейский. — В руках у него был пистолет.

— Куда он был направлен?

— В нас. Поэтому мы вынуждены были в соответствии с инструкцией открыть огонь, — на всякий случай сказал полицейский.

— Как, по вашему мнению, имел ли он целью убить вас или только пугал?

— Ни черта себе пугал! — возмутился полицейский. — Он до этого там четверых наших до смерти напугал! И нас тоже хотел! И убил бы, если бы мы первыми выстрелить не успели...

Все следующие полицейские показали то же самое.

— Как вы это можете прокомментировать? — поинтересовался Пьер Эжени у Иванова.

— Ну не я стрелял, не я!.. — привычно заканючил тот. — Я правду говорю.

— Тогда кто? — жестко спросил Пьер Эжени.

— Ну я же говорю — он, товарищ Максим!.. Тьфу, заладил!..

— Хорошо, тогда объясните, почему патологоанатомы обнаружили на слизистых оболочках глаз и в носоглотке этого вашего Максима следы воздействия слезоточивого газа, а ваши глаза и носоглотка чистые?

— Так это просто! — обрадовался Иванов. — Я же в маске и очках был!..

— Зачем в маске и очках? — быстро спросил Пьер, потому что посчитал, что преступник проговорился.

— Ну, чтобы не плакать...

— А не плакать, чтобы иметь возможность прицельно стрелять! Так?

— Не... Это не я, это все он!

— Да как же он, если его глаза были полны слезоточивого газа! Если он мушку увидеть был не способен! Как он мог стрелять?!

— Не знаю. Может, он зажмурился...

Никогда еще Пьеру Эжени не попадался такой тяжелый подследственный! Ему акты экспертиз — а он чуть не плачет. Ему очную ставку — а он глазами хлопает. Другой бы сто раз сознался, а этот — ни в какую!

Следующими свидетелями были заложники, которые в один голос утверждали, что главным был Иванов.

— Он, он! — наперебой орали они, испуганно шарахаясь от Иванова к дальней стенке. — Тот хороший был, а этот плохой. Этот гангстер! Тот нас жалел, а этот заставлял его нас связывать и пальцы отрубил!

— Я отрубил?! — совсем ошалел Иванов.

— Ты!.. Он! Мы точно знаем! А когда тот не хотел его слушать, этот его бил. По лицу. И еще пинал...

Тут свидетели маленько приврали, что было простительно, если вспомнить, что им пришлось пережить.

— За что вы били своего соучастника? — спросил следователь.

— Я не бил!

— А свидетели утверждают, что били!

Иванов аж задохнулся от обиды. Ну что за дураки — ничего не понимают! Им говорят, что не бил, а они бил! Ну как им объяснить?

— Понимаете, он сам мне сказал.