Потом сильно мучился животом и, отмучившись, снова ел. Потому что наконец дорвался.
Но довольно быстро наелся и перестал хлебать соусы ложкой, а стал ковыряться в салатах и горячем, как все. И почему-то стал частенько вспоминать о вареной картошке с укропом и подсолнечным маслом, которой в ресторанных меню не было.
Ладно, похоже, опять придется есть мидий под маринадом.
И ел...
Когда деньги заканчивались, Иванова посылали в банк, где он снимал со счета двадцать-тридцать миллионов и переводил их на другой счет. После чего опять шел вести праздный образ жизни — то есть пить, играть и путешествовать. Причем путешествовать в шкафу. Такая у него была причуда.
— Завтра в шестнадцать часов нам с вами надлежит прибыть в Стокгольмский филиал “Национального кредитбанка” для совершения ряда финансовых операций, — сообщал ему бухгалтер.
В общем, ваш шкаф Монте-Карло-Стокгольм через пять минут отправляется от третьей платформы.
И Иван Иванович, вздохнув, лез в шкаф. Теперь, после многочисленных класса “люкс” гостиничных апартаментов, тот уже не казался ему уютным.
Дверца шкафа захлопывалась, скрежетал в замочной скважине ключ, и шкаф трогался с места. Иван Иванович падал в кресло и включал видюшник.
По европейским автобанам со скоростью сто двадцать километров в час мчался мебельный фургон, забитый диванами и шкафами. Мчался на север.
В Стокгольме Иванов прямиком из шкафа отправлялся в банк, а после банка в казино...
И туда же — вначале в банк, потом в казино вслед за ним шли безликие, в неброской одежде усредненно-европейского вида молодые люди. Его соглядатаи. Они стояли рядом с ним в операционном зале, сидели за его игровым столом, жили в соседних гостиничных номерах...
— Ну что, кто-нибудь проявился? — спрашивал соглядатаев командир “наружки”.
— Нет, все чисто. Крутился там один подозрительный тип, мы на всякий случай потянули ниточку, но ничего не вытянули.
— Может быть, техсредства?
— Мы проверили его номер — все стерильно, — может, имеет смысл временно снять наблюдение?
— Ничего не снимать! Глаз с него не спускать! Башкой отвечаешь! — требовал командир. И отправлялся на доклад к начальству.
— Возле “объекта” все чисто, — сообщал он.
— Странно, очень странно... — удивлялось начальство. — Уже почти пять недель, и ничего. Может, ему следует вести более заметный образ жизни?
— Куда уж более заметный.
Что верно, то верно. Не найти “объект” невозможно. Скоро его все европейские собаки знать будут. Не говоря уж о швейцарах. И тем не менее на него никто не выходит...
Непонятно.
— Может, сделать небольшой перерыв? Мои люди с ног валятся. Кроме того, боюсь, они скоро примелькаются.
— Нет, продолжайте наблюдение в прежних объемах и незамедлительно докладывайте мне о любых подозрительных контактах.
— Есть!..
Иванов проигрывал в рулетку пару тысяч долларов, ужинал в престижном ресторане и шел отсыпаться в номер. Чтобы на следующий день, или через день, или через два отправиться куда-нибудь к черту на рога, куда-нибудь в Мадрид...
Такая жизнь... Жизнь богатого человека. Который того и гляди заплачет. И, по всей видимости, очень скоро заплачет...
— Газета “Утренний экспресс”. Мы бы хотели взять у вас интервью...
— Я не даю никаких интервью, — еле сдерживаясь ответил Старков. И бросил трубку.
Черт его дернул встретиться с той журналисткой. Телефон забренчал снова.
— Мы восхищены вашей гражданской позицией, вашей мужественностью и бескомпромиссностью по отношению к бывшим коллегам. |