В любом случае допускать, чтобы американцы утащили Иванова к себе — нельзя, а, напротив, нужно приложить максимум усилий, чтобы не позволить им это сделать. Потому что, во-первых, и это самое главное, — Иванов нужен Большому Начальнику, который удерживает в заложниках семьи генерала и майора Проскурина, и если упустить Иванова теперь, то с американского континента его уже точно не вытащить и, значит, своих семей не увидеть. Во-вторых, если Иванов попадет в руки ЦРУ, то песенка Генштабиста будет спета, и все завязанные на него далеко идущие планы можно смело сворачивать. И в-третьих, что несущественно для дела, но очень существенно для души, — Иванова не хочется отдавать американцам, потому что очень сильно хочется взглянуть ему в глаза, взять его за грудки и если не вытряхнуть из него душу, то хотя бы сказать пару ласковых... И вот эту привилегию генерал Трофимов не желает уступать никому, и меньше всего американцам!..

Не видать им Иванова! Как своих американских ушей не видать! И — точка!..

Дело было закончено, и пора было ставить точку — последнюю точку в последнем предложении последнего тома уголовного дела.

— Я так понимаю, что признания от вас все равно не добиться? — в последний раз, ни на что не надеясь, просто для отчистки совести спросил Пьер Эжени.

— Ну почему, я признаюсь... признавался... Я всегда только правду, ничего, кроме правды!.. — привычно заскулил Иванов.

Значит, не добиться...

Ну и, получается, все!..

Пьер Эжени встал.

— Я должен известить вас, что проводимое в отношении вас предварительное следствие закончено и в самое ближайшее время ваше дело будет передано в следующую, которая продолжит с вами работу, инстанцию, а после этого будет передано в суд, — официальным тоном объявил он.

А про себя подумал, что все, отмучился...

— А дальше... дальше что? — испуганно спросил Иванов.

— То, что будет дальше, уже не входит в рамки моих служебных полномочий. Дальнейшую вашу судьбу будут решать другие. А в конечном итоге будет решать суд.

— И что он решит? — робко поинтересовался Иванов.

— Если по совокупности, то лет двадцать минимум, — прикинул тяжесть статей Пьер.

— За что двадцать?! — воскликнул Иванов.

— За убийство четырех потерпевших возле казино, за убийство полицейского мотоциклиста, снайпера, бойцов группы захвата, — привычно перечислил Пьер. — Если вам этого кажется мало, я могу напомнить про эпизоды, имевшие место в Германии, Швейцарии, в России...

— Нет, нет, не надо, — сник Иванов. — Я знаю.

Почему-то Пьеру стало жалко Иванова. Возможно, потому, что он, несмотря ни на что, мало напоминал убийцу.

— Можете считать, что вам еще повезло, — попытался успокоить совершенно раскисшего преступника Пьер. — В Германии вам бы дали больше. А если бы мы выдали вас американцам...

— Не надо американцам! — испуганно вздрогнул Иванов.

И снова у него был такой вид, что представить, что он кого-нибудь убивал... Что так убивал!.. Что столько убивал!..

— Хочу задать вам один вопрос... последний вопрос, — секунду посомневавшись, сказал Пьер Эжени. Иванов настороженно взглянул на следователя.

— Задать не как полицейский, как человек. Обещаю, что, что бы вы мне ни ответили, это никогда не будет использовано против вас. Что все это останется между нами.

Иванов испугался еще больше.

— Я могу надеяться на ваш честный ответ?

— Да, — судорожно кивнул Иванов.