.. — продолжал рассуждать Петр Петрович.
— Не гадайте, — прервал его Большой Начальник. — Лучше сосредоточьтесь на поисках. Найдете его — спросите, зачем и кому он раздавал деньги. Если, конечно, найдете...
— Найдем, — уверенно заявил Петр Петрович. — Обязательно найдем! С такими деньгами исчезнуть затруднительно.
Найдем и доставим... Живым или мертвым!..
Он проснулся, вскочил и тут только сообразил, почему будильник не прозвонил. Будильник не прозвонил, потому что он его не завел. А не завел, потому что спешить ему было некуда. Он уже не работал следователем. С шестого числа не работал.
Бывший старший следователь, а теперь рядовой пенсионер Старков упал обратно на постель, натянул на голову одеяло и попытался уснуть.
Но уснуть не мог. На улице рычали и сигналили машины, оглушительно бухали подъездные двери, ревели дети, на которых орали их мамаши...
Бардак!..
Старков в отчаянии сел на кровати и сидел почти до восьми часов. Как это ужасно, когда спешить некуда...
Потом он поджарил и съел яичницу и включил телевизор, где симпатичные дикторы бархатными голосами рассказывали об очередной кровавой разборке. На экране мелькали знакомые лица соседей по этажу и общим оперативкам, толкущиеся возле трупа и гоняющие чересчур назойливых телевизионщиков.
“Надо во двор, что справа, кинологов запустить, — автоматически подумал Старков, — он проходной...”
Но тут же одернул себя. Какой к черту двор... Пенсионер он...
И переключил канал.
Но там тоже показывали трупы и милицейские машины.
Ну жизнь... Что дома, что на работе...
Старков плюнул и выключил телевизор. И взял в руки газету.
Так, а что у нас там хорошего?
Ничего хорошего.
Под колонной наших войск рванул мощный фугас. За что наши ошибочно отбомбились по ближайшей деревне. По поводу чего ближайший блокпост подвергся нападению неизвестных. И пришлось проводить масштабную зачистку.
Н-да...
А что в частной жизни?
Этого пристрелили, того взорвали, тех посадили, потом выпустили, после чего все равно пристрелили.
Остается культура.
Первую премию получил боевик...
Грустно.
Старков бросил газету и вышел на балкон понаблюдать за жизнью двора, потому что раньше ее не видел. Не до того было.
Ту иномарку наверняка угонят, слишком она неудачно стоит. А если кто-нибудь надумает прихлопнуть кого-нибудь из живущих вон в том подъезде, то он наверняка встанет вон в ту нишу справа от двери...
Просто понаблюдать за жизнью тоже не получалось.
Тоска...
Потом зазвонил телефон.
— Старков?
— Я! — обрадовался Старков, узнав голос своего непосредственного начальника. То есть бывшего начальника.
— Слушай, Старков, не в службу, а в дружбу...
Может, дело какое... Хоть даже изнасилование на бытовой почве...
— Тут такое дело... Журналюги меня достали. Вконец. Желают материал о сыскарях сделать. Позабористей. Вот я и подумал — может, ты им на это дело сгодишься?
— Так ведь я уже не работаю.
— В том-то и дело. Я тех, что работают, светить не могу. Сам понимаешь, им это ни к чему. А тебе терять нечего, ты не у дел. Встретишься, расскажешь им что-нибудь из своей богатой практики. Ну что, выручишь?
Журналистов Старков, как и все сыскари, не жаловал. Вечно они суют свои носы в чужие дела.
— Может, лучше Егорова попросить?
— Нет, Егоров не подойдет. Он без бутылки говорить не станет. А после бутылки не сможет. Давай, выручай, Федорович, на тебя вся надежда!
Пришлось выручить.
Журналист оказался очень даже ничего, потому что оказался не журналистом, а молоденькой и очень симпатичной журналисткой. |