— Где Иванов — там трупы. Много трупов. По ним его, как по следам, и отыщешь. Обязательно отыщешь — не завтра, так послезавтра...
Генерал оказался прав. Но генерал ошибся в сроках. Иванов отыскался не завтра и не послезавтра. И не послепослезавтра.
Иванов отыскался раньше. Гораздо раньше...
Дело предстояло уже почти привычное — пойти прогуляться по ночному Парижу, постоять минут десять где-нибудь в подъезде или в квартире и вернуться обратно.
— Только на крышу я больше не полезу, — предупредил Иванов. — Ни за что! Хоть убейте.
— Прямо сейчас? — поинтересовался товарищ Артем.
— Что сейчас? — переспросил Иванов.
— Убить, — спокойно сказал товарищ Артем. — Вы сказали, что лучше убить.
Иванов заметно забеспокоился.
— Я же не в прямом смысле. Я в фигуральном.
— А я в прямом, — без улыбки сказал товарищ Артем. И было совершенно непонятно, шутит он или предупреждает.
— Да ладно, на крышу — так на крышу, — согласился Иванов.
Но на этот раз на крышу лезть не пришлось. На этот раз обошлось.
Собрались быстро, встали возле запертой двери.
— Руку, — попросила Маргарита. Иван Иванович оттопырил локоток, предлагая даме руку.
— Придурок, — тихо возмутилась Маргарита. И, схватив и с силой вытянув правую руку Иванова, защелкнула на ней наручник.
Ах, ну да!..
— Мы выходим, — сказала Маргарита по мобильному телефону.
Дверь открылась. Снаружи.
Быстро спустились вниз. Сзади топали шаги дышащих в спину охранников. У входной двери остановились.
— Мы выходим.
— Добро, путь свободен.
Вышли на ночную парижскую улицу, прогулочным шагом двинулись в сторону поджидающего их микро — автобуса. Но дойти не успели.
Из переулка неожиданно вывернула полицейская машина.
— Черт! — тихо выругалась Маргарита.
Иванов находился в розыске и его портрет был в планшете каждого полицейского. У этих наверняка тоже.
Машина набрала скорость, но возле одинокой парочки притормозила.
Приотставшие охранники сунули руки в карманы.
Нужно было что-то делать...
Маргарита неожиданно с силой притянула Ивана Ивановича к себе, прижала спиной к стене и, напирая грудью, впечатала в губы Иванова страстный поцелуй.
— М-м-м? — сказал Иванов. — М-м-м!
— Чего стоишь, как дурак! — прошептала Маргарита в самое ухо, щекоча шею язычком.
— А чего делать-то? — тихо спросил Иванов.
— Лапать. Меня лапать, дурак!
И снова нашла губы Ивана Ивановича. Отчего тот сразу захотел лапать. И попытался лапать, но не смог. Потому что его правая рука была цепью наручника утянута за спину.
— Левой рукой, левой! — приказала Маргарита.
Иванов осторожно коснулся ее спины. Но осмелел и сдвинул ладонь вниз, на мягкое.
Маргарита взрогнула, подалась вперед, подняла, бесстыже задрав юбку, правую ногу, охватила ею Иванова пониже туловища и, надавив, придавила к себе.
Полицейские увидели отсвечивающую в лучах фонарей голую ногу женщины, обвившую своего кавалера. И понятливо заулыбались.
В Париже такое поведение не считалось зазорным. В Париже такое поведение считалось завидным.
— Ладно, поехали.
Машина, набрав скорость, проехала мимо.
Маргарита выждала несколько секунд и попыталась отодвинуться. Но Иванов крепко держал ее за мягкое и, громко сопя, совался носом в лицо. |