– Вы про Лизу забыли, – хмыкнула я, – и ваше липовое экспертное заключение.

– Оно не липовое.

Чего?! Кажется, выражение моего лицо было более чем красноречивым. Управляющая межмировой целительской системой утомленно вздохнула и пояснила:

– Да, я не стала подвергать ее обвинения сомнению и опрашивать ваш курс. Но с ауры считано честно. Она чувствовала себя жертвой.

– Чушь! – Я подскочила со стула. – Это Лизка мне прохода не давала! Издевалась, мучила, подставляла.

– Это не приносило ей удовлетворения, – равнодушно пожала плечами Эмилия. – От вашей встречи здесь она испытала моральные страдания, боялась с тобой пересекаться. Психологическая травма налицо.

Слова кончились – возмущенные, любые, все. Мысли смешались в кучу, в кашу, невнятно-манную.

– А что с Лизкой теперь будет? – спросила я зачем-то.

– Откуда мне знать? – удивилась Эмилия. – Я рекомендовала ей сеансы у опытного менталиста, она предпочла усугубить ситуацию. Вылетит, скорее всего, ибо дура.

Я отрешенно кивнула и, на автомате попрощавшись, побрела за дверь. Выход на улицу нашла не сразу – как слепая, заплутала в трех коридорах. В горле стоял ком. Очень похожий на тот, что там прежде регулярно вставал при виде Лизки – в ожидании колкостей, грубостей, гадостей. А теперь оказывается, что я ей моральные терзания причинила. Да какого черта?! Она офигела?..

На улицу я вылетела на крыльях ядреной злости. Что творится у нее в голове вообще? Вот уж действительно без опытного менталиста не разберешь. Настрадалась бедная, ага. Ненавидеть годами – это убийственно для собственного душевного здоровья. Что до причин… Тогда в раздевалке Лизка проболталась насчет своей матери. Что та часто меня хвалила, в пример ставила. Какие масштабы это имело? Судя по результату, что ни на есть угрожающие.

Я помнила ее мать, Анастасию Петровну, грузную женщину с неприятно сканирующим взглядом. Во дворе все ее боялись, а меня она отчего-то любила. Пичкала сладостями и везде звала с их семьей – на дачу, в театр и просто погулять. Я радовалась, Лизка вредничала. Может, ей вовсе не хотелось меня брать? Сближаться, дружить. Навязали «хорошую девочку», чтобы ею тыкать. Однажды мы лепили что-то из пластилина, у меня получалось, у нее – нет. И Анастасия Петровна сказала, что я молодец, а у ее дочери руки из… того места. Подобное происходило не раз и не два. И это только при мне! А без меня? Лизку достало, и в школе мне прилетела ответочка. Эдакая месть. Потом она попадает в волшебный мир, о котором мечтала. А тут снова я. Еще и знаменитость, с Кеннетом и новыми друзьями. Лизка спать не могла, небось, от обиды на судьбу.

Медленно выдохнув, я прислушалась к себе. Мне ее жаль? Ни капли! Знаю точно: я ни в чем не виновата. Лизка сделала выбор – тот самый, деструктивный. Хотела разрушить мою жизнь, а разрушила свою. Что же, ее вправду из университета выгонят? Отчислят? Она с Земли! Это означает одно: ее вернут домой, через ментальную корректировку. Считай, память сотрут. Забудет она Междумирье, и магию, и что могла стать волшебницей. Неплохой, наверное. Воздушные заклинания-то ей давались, а они самые сложные. И распределяющий тест, как известно, не обманешь. Зачислил ее на целительский, светлый факультет. Эмилия тоже оттуда и, хоть законченной стервой выглядела, в итоге оказалась способной признать, что ошибалась. Возможно, и Лизка когда-нибудь поймет, что была неправа… Но какое мне до этого дело? Я о ее извинениях и раскаянии раньше мечтала, сейчас – все равно. Абсолютно все равно. И по отношению к ней это самое замечательное чувство на свете.