И это его беспокоило.

Наверное, вот что было основной причиной.

И в то же время Джим знал, что ма права. Бросить все сейчас – глупо и безответственно. Это была бы пощечина памяти об отце.

Кроме того, хотя это и звучало избито и заезженно, Джим знал, что образование – его билет в лучшую жизнь; и, несмотря на свои чувства и рассуждения, он не мог бросить колледж – так же, как и совершить самоубийство.

Но возвращаться в колледж все-таки не хотел.

– Так я тебя слушаю, – раздался требовательный голос матери.

– Вкусно. – Он попытался улыбнуться.

– Джим?

– Я пошутил. – Он вздохнул. – Это была шутка. Прости.

– Но ты же сказал, что это не шутка.

– Нет, шутка.

Ма пристально посмотрела на него. Джим понял: она понимает, что он врет. Но, к счастью, мать решила не продолжать. Взяв тарелку, она вернулась к еде, попросив:

– Переключи программу. Сейчас начнется «Развлечения сегодня вечером».

Голос ее был бесцветным, и в нем все еще слышалась злость, но Джим знал, что больше она об этом не заговорит.

II

Включив поворотник, она вернулась в правый ряд.

Наступили сумерки; прямо перед ней, над домами и строениями, висел оранжевый солнечный шар, чья обычная яркость была ослаблена смогом, накрывшим Южную Калифорнию. Фэйт взглянула на солнце и тут же отвела глаза. Она так и не выяснила, безопасно ли смотреть на солнце таким образом. Людей предупреждают, что не стоит смотреть на него во время затмений, хотя оно и выглядит вполне безопасно. А сейчас разве не то же самое? Фэйт сомневалась в этом, но продолжала бросать быстрые взгляды на затянутый смогом шар, снедаемая любопытством и в то же время боящаяся испортить глаза.

Казалось, что красный сигнал светофора на Мейн будет длиться до бесконечности. Потом Фэйт проехала мимо мясной лавки Бада, полноразмерное чучело оленя на крыше которой сейчас превратилось в неуклюжий силуэт. Миновав еще несколько кварталов, оказалась на перекрестке, на котором в прошлом году из проезжавшей машины застрелили Хулио.

После этого Фэйт повернула налево. Теперь, когда она больше не ехала на восток, навстречу солнцу, узкая улица, ведущая в ее район, стала значительно темнее. Фэйт взглянула на часы «Свотч», висевшие на зеркале. Половина седьмого. Половина седьмого, а солнце уже садится…

Отлично.

Она не могла дождаться, когда закончится это лето.

Она не могла дождаться, когда сможет выбраться из этой дыры.

Подъезжая к дому, девушка притормозила. Она ждала начала учебы, но уже не с таким нетерпением, как ждала его последние два года в неполном колледже. Наверное, потому, что ощущала себя немного испуганной. Школу Фэйт закончила без всяких усилий, но в школу ходили все – и практически все ее успешно закончили. В колледже было чуть посложнее, но, в общем-то, ничего страшного.

Теперь же она перешла на другой уровень.

Университет, в котором ей предстоит учиться четыре года.

Она благополучно выжила в колледже – этом буфере между высшей лигой и всеми остальными, – но сейчас ей предстояло войти в башню из слоновой кости, вступить в ряды избранных, и, хотя она ни за что никому в этом не признается, перспектива ее пугала. А ведь она знала, что бояться нечего. В средней школе учеба давалась ей легко, но она хорошо помнила, как предки предупреждали ее, что в выпускных классах все будет гораздо труднее. Однако этого не случилось.