Молчание прервал Оливер, решившийся вслух высказать наши худшие опасения.
— Ну, кто следующий? — спросил он.
Парсонс протянул руку. Все напряженно ожидали оглашения приговора.
— Бактерии есть и в твоей крови, — сказал Кемпер, — но их количество значительно меньше, чем у Фуллертона.
Мы поочередно подходили к Оливеру, результаты анализов повторялись. Правда, в моей крови бактерий содержалось меньше, чем у остальных ребят.
— Мясо куставров, — сказал Парсонс, — Боб не ел.
— Но ведь тепловая обработка уничтожает… — начал Оливер.
— Ты уверен? Эти бактерии должны иметь безумно высокий коэффициент адаптации. Ведь они выполняют в организме куставров огромную работу. Думаю, они могут с легкостью приспособиться к любым, даже самым непредвиденным условиям. Кроме того, овощи и фрукты мы ели в сыром виде. Да и мясо, дорогие мои, вы предпочитаете уминать недожаренным.
— Но кто объяснит мне, — вопрошал Оливер, — почему именно Четырехглазый заболел первым? Почему количество бактерий в его крови больше, чем у остальных? Ведь он начал употреблять мясо куставров в пищу одновременно с нами.
Тут-то я и вспомнил свой разговор с Фуллертоном на берегу ручья. Я рассказал о травинке, которую жевал Четырехглазый, но рассказ едва ли улучшил их настроение.
Через неделю, максимум две, количество бактерий в крови каждого из нас станет таким же, как и у Фуллертона. Я подумал было, а правильно ли я сделал, что рассказал? Наверное, правильно.
— Не есть куставров мы не можем, — сказал Вебер. — Другой пищи просто-напросто нет. Как и обратного пути.
— Я подозреваю, — проговорил Кемпер, — что для нас все уже в прошлом. Ракета улетела, и мы на нее опоздали.
— Надо немедленно стартовать, — сопротивлялся я, — и моя диетическая сумка…
Закончить фразу мне не удалось: все начали смеяться, как сумасшедшие, толкаясь и хлопая меня по спине.
Я молча стоял, опустив глаза долу. Их смех, вызванный моей непредвиденной шуткой, больше напоминал разрядку после нервного перенапряжения.
— Спасибо, — сказал Кемпер, — твоя сумка не решит основной проблемы; бактерии сидят внутри нас! И еще — диетической сумки на всех не хватит.
— Стоит попытаться, — возразил я.
— Подождем, — прервал нас Парсонс. — Тем более, что иного выхода нет. Да и лихорадка может оказаться временной реакцией организма на перемену диеты.
И все дружно закивали, внушая себе, что он прав.
Но Фуллертону лучше не становилось. Вебер взял для анализа кровь у животных. Количество бактерий оказалось столь же высоко, как и у Четырехглазого.
Вебер ругал себя последними словами:
— Мне следовало давно догадаться, что пробы крови необходимо брать каждый день!
— Что бы это изменило? — спросил Парсонс. — Единственный источник калорий — куставры. Выхода нет.
— Будем надеяться, что дело не в бактериях, ведь животные чувствуют себя прекрасно. А наш дорогой Четырехглазый мог подхватить что угодно.
Лицо Вебера слегка прояснилось:
— Возможно, вы и правы.
Несколько дней томительных ожиданий ни к чему не привели — Фуллертон находился все в том же состоянии.
И вдруг, в одну из ночей, он исчез.
Оливер, дежуривший около него, ненадолго вздремнул. Парсонс, охранявший лагерь, не слышал ни звука.
Утром мы отправились его искать — далеко уйти в таком состоянии он явно не мог. Но поиски не дали результатов. Хотя мы наткнулись на шар непонятной консистенции, белого, почти полупрозрачного цвета, четырех футов в диаметре. |