А полчаса спустя чудо повторилось. Удивительно!

Чак со своим отцом уехал на поезде 8:06 из Батлера, и в тот же день они вернулись – Чак принял присягу и вступил в ту же роту, что и наш Том (роту "С" Второго полка), и ему дали такую же отсрочку. Поэтому мы с ним опять подыскали почти безопасное местечко, и я еще раз с ним попрощалась, и чудо свершилось снова.

Я не влюбилась в него, нет. У меня перебывало достаточно мужчин, чтобы я научилась отличать здоровый оргазм от любви до гроба. Я просто радовалась тому, что нам так хорошо, и решила прощаться с Чаком, пока можно, почаще и погорячее – будь что будет. Чем мы и занимались всю неделю, пока не распростились окончательно – и навсегда.

Чак больше не вернулся домой. Нет, он не погиб в бою – он так и не выбрался из Чикамауга Парка в Джорджии. Его унесла то ли малярия, то ли желтая лихорадка, а может, и тиф. От этих болезней у нас умерло солдат в пять раз больше, чем погибло в боях. И все же они тоже герои. Разве не так? Они пошли добровольцами, они собирались воевать… и не схватили бы заразу, если бы сидели дома, не вступая в армию.

Я снова собираюсь встать на ящик из-под мыла. В двадцатом веке я то и дело сталкивалась с людьми, которые или вообще не слышали о войне 1898 года, или не придавали ей никакого значения. "А-а, эта… Это ведь была не настоящая война, так – заварушка. А что с ним приключилось? Подвернул ногу, когда бежал с Сан-Хуанского холма?"

Убила бы их всех! А одному выплеснула-таки сухой мартини.

Это все равно, на какой войне погибнуть – ведь смерть приходит к каждому только раз.

И потом, летом 1898 года мы не знали, что война скоро кончится.

Соединенные Штаты не были сверхдержавой – они вообще не входили в число крупных держав, а Испания тогда еще считалась великой империей. Наши мужчины вполне могли уйти от нас на долгие годы… и не вернуться. О войнах мы судим по кровавой трагедии 1861-1865 годов, а та война началась в точности как эта – с того, что президент призвал ополченцев. По словам старших, никому даже и не снилось, что мятежные штаты – которых было наполовину меньше северных, в которых было наполовину меньше населения и полностью отсутствовала тяжелая промышленность, необходимаядля современной войны, – что эти штаты продержатся четыре долгих, тяжких, смертельных года.

Умудренные горьким опытом, мы не тешили себя надеждой, что сумеем легко и быстро победить Испанию. Мы молились только о том, чтобы наши мужчины вернулись домой – хоть когда-нибудь.

И настал день, пятое мая, когда наши мужчины уехали – военным эшелоном, который шел из Канзас-Сити с заходом в Спрингфилд, потом в Сент-Луис, потом на восток, в Джорджию. Мы все поехали в Батлер провожать их – отец с матерью впереди, в двуколке, которой обычно пользовались только по воскресеньям. Том правил Дэйзи и Красавчиком. Подошел поезд, мы торопливо попрощались – уже кричали: "По ваго-онам!". Отец передал Бездельника Фрэнку, а мне досталась коляска с детворой.

Но поезд отошел не сразу – кроме солдат, надо было погрузить еще и багаж. И все время, пока он стоял, на платформе в середине состава духовой оркестр, предоставленный Третьим полком Канзас-Сити, играл военную музыку.

"Я видел славу", а следом "Хочу я на родину, в хлопковый край", а потом "Ставь палатки поживей" и "В кепи перышко воткнул и брякнул макаронина!".